Волевое лицо товарища Василия немного портили оттопыренные уши и соломенные вихры, выбивавшиеся из-под легендарного головного убора. А так — рубака-парень.

— Коль сохранили коней — молодцы! А чего ж от своих отстали?

Боец замялся. За него пояснил Упырь.

— На пулемётную засаду их сотня нарвалась — почти половина там и полегла. А под Василём коня убили, зашибся он… Вот остатки его отделения и спасали своего командира. Не бросили, потому как стоящий мужик… А слабаки, Дымыч, похоже, и не попадают сюда.

Мы перешли к следующему костру.

— Лейф Торвальдссон, ярл из Хьертшпринга… и девять хирдманнов со мной.

Перед нами стоял крепко сбитый рослый воин в железном куполообразном шлеме, склёпанном из кованых полос. Кожаные штаны, длинный чёрный плащ, кольчуга, поверх неё пояс, на котором перевязь с мечом в ножнах. У него была густая рыжеватая борода, глубокие морщины, перемежаемые шрамами, и цепкие серые глаза, неподвижно застывшие под тяжёлыми надбровными дугами. Из этих глаз веяло уверенностью и степенностью.

Его ратники молча поедали нас глазами, не зная, чего ожидать от подобного обхода. Во всяком случае, мне показалось — древнюю силу и мощь характеров, выплёскивающиеся из их взглядов, в состоянии обуздать только их вождь, которого они слушались безоговорочно.

Упырь, уже вполне свыкшийся с самим фактом присутствия викингов в своём воинстве, не отвлекался на экзотику — был сух и деловит.

— Лейф. У тебя, я слыхал, лепила толковый имеется. К римлянам Сервилия направь, там два тяжёлых доходят, лекарь нужен. И ещё… Примешь к себе в хирд пятерых сванов. Приблудились этой ночью. И гляди — без поножовщины. Они ж вам, данам, почти что родня! — Упырь осклабился и добавил вполголоса: — Как нам — татары… Идём, Дымыч.

— Вспомнил! — вдруг шлёпнул я себя по лбу, как только мы отошли от викингов.

Внутри меня вспыхнула яркая картинка, в чём-то перекликающаяся с видимым наяву. Десятки, сотни костров — насколько хватало глаз! — яркие горящие пятна, расположенные в узлах невидимой решётки, разделившей мир на бесчисленное число квадратоподобных сегментов. И слаборазличимые фигуры возле каждого сгустка огня.

«Ну, наконец-то… а то поднял тут всех на уши… всем думать — где ж я это видал!» — разворчался сонный Антил.

Упырь недоумённо оглянулся и остановился. Вопросительно приподнял брови.

— Да всё нормально, Упырь. Просто вспомнил, где подобную картину встречал… — я обвёл широким жестом пустырь, усеянный кострами. — В книге одной читал. Фамилия автора тебе ничего не скажет — он почти мой современник, внуком тебе мог быть… Там так образно это было описано, что представил себе, словно сам увидел… Вот если бы ты, Данила Петрович, при нашей встрече не у костра сидел, а, скажем, вылез из немыслимого паланкина на изогнутых ножках, похожего на крохотную хижину с занавесками… Да ещё бы в чёрной шинели по фасону «а ля монгольский халат»… И скромно сказал: «Зови меня просто бароном». Я бы не задумываясь крикнул: «Здрав-желаю-ваш-выс-благ-родь, барон Юнгерн!»