— Хавдуйда, земани! — прытко подскочивший к лесенке туземец, по всем правилам взнузданный и оседланный, перебирал босыми ногами, прядал ушами, заросшими темным волосом, и буйно косил лукавым глазом. — Й-е-ехать нада?!

Он подпрыгнул на месте, изображая, с какой прытью отнесет пришельца, прибывшего на таком транспорте, куда только душе угодно, фыркнул и добавил:

— Й-е-эх, пракатчу!

Крис смутился.

— Да нет, спасибо… Я лучше пешочком.

Туземец гневно встопорщил верхнюю губу, на миг приобнажив крупные желтые, почти не стершиеся зубы.

— Пьйе-тшотшко-ом? — не выкрикнул даже, а выхаркнул он, еще не отважившись выражать явное презрение, но уже сильно и неприкрыто недоумевая. — Засте-био-о-оштся-а-а!

— Да я так, — отвел глаза Крис. — Засиделся, знаете ли, пройтись в самый раз будет…

И смутился еще больше.

Ибо сейчас только сообразил, что вполне может разрешить себе не только рикшу, но и многое другое, о чем ранее приходилось разве что мечтать. Средства, выделенные представителем анонимного клиента на презентационные, непредвиденные и прочие расходы, позволяли превратить пребывание в здешней глухомани в некое подобие сказок Шехерезады…

— Кр-йе-е-ед! Вс-ей-го-го! — взбодрился уловивший перемену настроения абориген. — С в-йе-е-терко-ом!

Как и прочие представители своей профессии, он, видимо, был недюжинным физиономистом.

Но Крис Руби не привык менять принятых решений.

В конце концов, времени в запасе было сколько угодно, дороги от космовокзала до планетарного центра, если по прямой, всего ничего, километров двенадцать, не больше, из вещей при себе имелся только потертый кейс… а креды, здраво рассудил юрист, есть креды, их всегда можно употребить на что-нибудь более практичное и этически оправданное, нежели эксплуатация ножного труда местного пролетариата…

Хотя, разумеется, нужно будет внести в отчет о командировке строку, касающуюся оплаты транспортных услуг.

— Поди прочь, любезный, — поморщился Крис и, уже не глядя на вздыбившегося от возмущения аборигена, бодро пошагал по бетону к покосившейся халупке космовокзала.

Без особых задержек он оформил въездные документы у сумрачного, полунебритого погранца, минут десять, не более того, вяло попререкался с перегарно сопящим таможенником, никак не желавшим покидать недра кейса, и, пихнув ногой бывшие стеклянные, а ныне заколоченные фанерой двери, вышел на просторы планеты седьмого стандартного разряда Валькирии…

И остановился.

От ног его уходила вдаль дорога, вымощенная в некоторых местах желтым кирпичом, в дали, плотно прилегая к горизонту, стелились мохнатые дымы чего-то индустриального, а рядом с полосатым столбиком, совсем недалеко от выхода из здания, сидела, ожесточенно вычесываясь левой задней лапой, большая и кудлатая собака, в лучшие годы наверняка белая и пушистая, но в данный момент извозюканная в придорожной грязище до полнейшей жовто-блакитности.