Что же касается центра щита, то там, среди остатков безжалостно соскобленных чем-то острым листовок, сиротливая, одинокая и глубоко несчастная, маялась кустарно исполненная стереокарточка грустноглазого спаниеля, и чья-то явно не привыкшая к письму, но решительная рука мелом вывела поверх полувыцветшего портретика кривоватую надпись: «Люди! Если не я, то почему?»

— Однако! — вторично откомментировал юрист. Следует признать, что центральный фигурант, хотя и внушал определенные сомнения, выглядел тем не менее значительно выигрышнее своих конкурентов. Конечно, стоило бы еще полистать предвыборные программы, сходить на встречи, но, имей Крис Руби сомнительное удовольствие участвовать в избрании органов местного самоуправления, он, определяя свой выбор, ни секунды не колебался бы, а проголосовал бы сердцем…

— Он вернулся! — взволнованно сказали за спиной и гулко закашлялись. — Да! Он вернулся, как обещал! — говоривший взрыднул. — Они… они не верили, но я им говорил, что он обязательно вернется!..

Крис посторонился, подпуская подошедшего поближе к щиту, и тот, сделав мелкий шажок, застыл рядом с Руби-младшим, едва не касаясь его плечом.

— Они бы убили его, если бы он не уехал!

Обратив к Крису морщинистый и вдохновенный лик, похожий на иконописный образ кого-то блаженненького, местный житель ухватил юриста за пуговицу, не позволяя отстраниться.

— Вы ведь согласны, дружище? Ведь они его обязательно убили бы?..

Крис напрягся и попытался стать предельно убедительным.

Ему доводилось уже сталкиваться с подобными экземплярами в далекой, глупо угробленной на попытки влиться в профессиональную политику юности, и он их побаивался.

— Вы знаете, я только-только с космобота… И я, собственно, не очень в курсе… А вы не подскажете, где управа планетарной Администрации?

Он подумал и добавил:

— И где можно остановиться? Увы, морщинистого занимало иное.

— Вы знаете, юноша, — он, все так же светло, по-детски улыбаясь, наклонился к уху Криса, — я ведь уже был у него… Да-да, в Фонде памяти Искандера Баркаша…

Теперь мокрые губы слюнявили уже самые глубины ушной раковины, но оторваться не было никакой возможности.

— Скажу вам откровенно, я знал, я лично знал Искандера Бутросовича!.. — глаза его сияли, словно две лампочки. — Это был удивительный, чистейшей души человек, прекрасный стоматолог… — горький, неимоверно страдальческий вздох. — А они его убили… — Морщинистый сглотнул и торжествующе взвизгнул: — Но пусть! Жертвы не напрасны! — Резкий жест в сторону рекламного щита. — Теперь он вернулся, и у всех нас вновь появился шанс!..