Уселись в центре полянки. Алексей Владимирович улыбнулся, приложил палец к губам:

— Помолчим!.. Сергей кивнул.

Они молчали, сидели и слушали.

Эта поляна точно сердце леса. Березы, елочки, кусты обступали ее тихо и таинственно. Тишина — главное, наверно, слово здесь. Тихо покачиваются ветви, тихо и ласково синее небо, тихо плывут по нему облака. Живая тишина! Она наполнена неуловимым шелестом, сладковато-пряными запахами... Вдруг налетит ветерок, весело дунет в лицо. Где-то прожужжит шмель. Густая, темная к концу лета трава полна цветов: белые зонтики, сиреневые гроздья иван-чая, мелкие желтые бутончики, редко рассыпанные в одном месте, ближе к большой старой березе.

— Ну как? — негромко спросил Лавров-старший.

— Слов нет, — сын был краток.

— Верно. — Алексей Владимирович поднял голову, огляделся. Рассмеялся.

— Ты что? — спросил Сергей.

— Да если б кто-нибудь лет двадцать назад сказал мне, что стану я таким Сусаниным!.. Ни в каком сне присниться не могло.

— Кем это — Сусалиным?

— Сусаниным, — поправил философ. — Ну, это отдельная история... А впрочем, отчего б не рассказать?

И рассказал. Рассказчик он был превосходный, Сергей слушал с открытым ртом. И когда отец закончил, искренне восхитился:

— Здорово!

— То-то же. Запоминай, брат... И это запомни, — помолчав, добавил отец.

Его рука обвела окрест.

— Да уж это не забудешь!.. — воодушевленно воскликнул Сергей.

— Не забудь, — неожиданно серьезным стал отцовский голос.

Сергей удивился:

— Да нет, конечно. А что это ты так сказал? Алексей Владимирович покосился на сына. Лицо стало знакомо лукавым.

— Есть дело. Хотя... а, нет! — прервал он сам себя. Полез рукой за пазуху, порылся там. — Вот прочти-ка.