— Хо! Аркад и его рифтерская тень.

Жаим моргнул. Он не слышал, как приблизился Тате Кага — старик просто вынырнул из-за поросшей мхом стены, без своего пузыря невесомости. Растянувшись на мху, он поманил гостей к себе.

Мох уколол Жаиму ладони. В нем, видимо, были крохотные кромочки — он цеплялся за одежду и не давал упасть. Жаим сел под углом к двум другим, оставив Тате Кагу и Брендона лицом друг к другу.

Некоторое время никто не нарушал молчания. Жаим оценил вежливость Тате Каги: пригласив их к разговору на твердой поверхности, он сделал уступку их привычке к силе тяжести.

Панарх заговорил первым:

— Когда я был мал, я запустил призрака в дворцовый компьютер, чтобы помучить кое-кого. Он никогда не являлся открыто, а маячил где-то на периферии зрения.

Тате Кага улыбнулся, но промолчал.

— Мне кажется, что на Аресе меня преследуют тем же манером — но не призрак, а кто-то другой. Мы с тобой встретились в ночь переворота: Вийя видела тебя в ДатаНете; Товр Иксван тоже общался с тобой. Я редко вижу тебя лицом к лицу, но ты маячишь на периферии моего зрения.

— Что-то вроде надоедливой мухи? — Нуллер засмеялся — звук был точно шорох гальки по дну сухого оврага.

— У меня не было причины так думать, пока я не посмотрел чип об Энкаинации, который привез на Арес ларгист Ранор. Перед смертью он отдал чип Фиэрин, а она — мне.

Тате Кага невозмутимо кивнул. У Жаима заявление Панарха вызвало многочисленные отзвуки. Он видел этот чип и помнил неизвестного нуллера, который вылетел в окно при взрыве ядерного устройства, но считал, как и все остальные, что тот нуллер, кем бы он ни был, погиб вместе с другими, кто был тогда в Зале Слоновой Кости.

Но если это Тате Кага присутствовал на Энкаинации, он должен был знать о Шривашти, Й'Талобе и аль-Гессинав — тем не менее он молчал. Даже когда они замышляли лишить Брендона власти. Даже теперь, когда Арес близился к катастрофе. А недонесение об измене — тоже преступление.

Нуллер, не отвечая на невысказанное обвинение Панарха, махнул высохшей рукой в сторону экранов, где медленно менялись лица.

— Как тебе нравится моя комната для медитаций?

Брендон посмотрел, и фокус его взгляда переместился: теперь все лица смотрели на него, а он на них.

— Я знал их всех, — сказал Тате Кага. — Одни оставили после себя памятники — в камне, металле, в человеческих душах. От других не осталось ничего, кроме слабого эха в ДатаНете. — Нуллер, оттолкнувшись от платформы, медленно взмыл в воздух. — И все они умерли, развеялись, как пыль на ветру. Я не мог этому помешать.

Жаим в наступившей тишине смотрел на лица. Со сколькими жизнями соприкоснулся Тате Кага? Есть ли грань человеческого бытия, которую он не познал за свою жизнь, длящуюся почти треть Изгнания?