— Диман, что там за херня? — в квартире засуетились и забегали, сшибая в темноте посуду и мебель.
— Это я вернулся, — спокойно ответил Артем. — Нормальную музыку вам принес.
Ответом ему был град матерков и угроз.
— Я этого гандона на куски буду рвать! — орала «морская пехота».
— Включите же, блядь, свет! — раздавался хриплый женский голос.
— Сама ты блядь! — вторил ей «морская пехота».
Как же он утомил Артема своими возгласами!
Горин медленно брел туда, откуда раздавались голоса, попутно нокаутируя парней в спортивных костюмах, тыкающихся в стены, словно слепые щенки. Ему, в отличие от них, не нужен был свет, чтобы чувствовать себя комфортно. Он наносил им профессиональные удары, давным-давно отработанные до автоматизма — военная служба Горина не подразумевала покрасочных и смесительных работ.
Уложив отдыхать еще несколько человек, Артем вошел в комнату, где голосил парень в тельняшке.
— Вспышка слева! — рявкнул Горин и провел правый хук в челюсть морпеха.
Тот попятился назад и рухнул на столик, заставленный бутылками и одноразовыми стаканчиками. Женщины, сидевшие здесь же, взвизгнули. Артем подошел к парню, наклонился, зажал кончик его носа между своими согнутыми указательным и средним пальцами, затем сильно сжал их, превратив на несколько недель нос морского пехотинца в переспевшую сливу.
После этого он по проводам, тянущимся от стоящих на окне колонок, отыскал раздолбанный музыкальный центр, вытащил из него кассету, с хрустом смял ее, вставил на ее место свою с Эльвикой и утопил кнопку воспроизведения.
Выйдя на лестничную площадку, Горин вернул рубильник на место. Вместе со светом в квартиру вернулась и музыка. Ее, правда, некоторое время заглушал женский визг, раздавшийся из-за двери, но он вскоре прекратился.
В эту ночь Артем засыпал под знакомый, ласкающий слух голос.