— То, что я сделал, чтобы принести мир Республике.

— Республика мертва, — прошептала Падме. — Ты убил ее. Ты и Палпатин.

— Ей надо было умереть.

Покатились новые слезы, но они не имели значения; ей не хватит слез оплакать смерть идеи, которой служила.

— Анакин, можно нам просто… улететь? Пожалуйста. Давай улетим. Вместе. Сегодня. Сейчас же. Пока ты… пока еще что-нибудь не случилось…

— Ничего не случится. Ничего не может случиться. Пусть Палпатин называет себя Императором. Оставь его в покое. Он будет делать грязную работу, чем объединит всю Галактику — против себя. Его будут ненавидеть больше всех остальных. И когда придет время, мы сбросим его…

— Анакин, прекрати…

— Не понимаешь? Мы станем героями. Вся Галактика будет любить нас, и мы будем править. Вместе.

— Прекрати, пожалуйста, Анакин, прошу тебя, остановись, я не выдержу…

Он не слушал ее. Не смотрел на нее. Он смотрел мимо ее плеча.

В глазах его горела холодная радость, а лицо больше не было человеческим.

— Ты…

За ее спиной раздался спокойный голос с суховатым корускантским акцентом:

— Падме, отойди от него.

— Оби-Ван? Нет!

Девушка повернулась. Да, это Кеноби стоял на опущенном трапе.

— Ты… — пророкотал голос, который должно быть, принадлежал ее любимому. — Ты привезла его сюда…

Падме снова повернулась, и вот теперь Скайуокер смотрел уже на нее.

Глаза его были полны огня.

— Анакин?