— Отойди, Падме, — настойчивость в голосе Кеноби очень походила на страх. — Он не тот, кто ты думаешь. Он может тебе повредить.

Анакин оскалился.

— Я бы благодарил тебя, будь это дар любви. Дрожа всем телом, качая головой, Падме начала отступать.

— Нет, Анакин, нет…

— Палпатин был прав. Иногда не видят лишь самые близкие. Я так любил тебя, Падме.

Он сжал кулак, и Падме задохнулась.

— Я слишком любил, чтобы видеть! Чтобы видеть, какая ты!

Мир подернулся кровавой вуалью. Падме царапала пальцами горло, но там не было ничего, к чему можно было бы прикоснуться.

— Отпусти ее, Анакин.

Ответом был рык хищника над телом добычи.

— Ты ее у меня не отнимешь!

Падме хотела кричать, умолять, выть — нет, Анакин, прости меня! Прости меня, я люблю тебя… — но не сумела выдавить ни слова через сдавленное горло. Дымка, заволакивающая мир, из красной стала черной.

— Отпусти ее!

— Никогда.

Земля ушла из-под ног, а затем белая вспышка удара отбросила Падме в ночь.

***

На Сенатской арене с ладоней ситха сорвались змеистые молнии и отклонились по небрежному жесту джедая; Красные плащи повалились без сознания, приняв удар на себя.

И тогда их осталось только двое.