Она выговаривалась, и ей становилось легче; теперь нужно всего лишь затихнуть в его руках, пока Анакин обнимает ее, баюкает и обещает, что никогда больше не будет так ее пугать. Падме уже начала улыбаться.

Но вместо света в глазах любимого человека увидела отражение расплавленной лавы.

Он не сказал: «Я никогда не обращался на темную сторону».

Он не сказал: «Убивать детей? Я? Ты с ума сошла?»

Он сказал:

— Так Оби-Ван жив?

Голос его понизился на целую октаву и был холоднее, чем ледяные мурашки, которые поползли у Падме по спине.

— Д-да… он, он говорил, что ищет тебя…

— Ты сказала ему, где я?

— Нет, Анакин! Он хочет тебя убить. Я ничего ему не сказала, как я могла!

— Плохо.

— Анакин, что…

— Он — предатель, Падме. Враг государства. Он должен умереть.

— Прекрати, — сказала она. — Прекрати так себя вести… ты пугаешь меня!

— Это не тебе следует бояться.

— Это как… это как… — слезы опять прорвались. — Я даже не знаю, кто ты теперь такой…

— Я — человек, который тебя любит, — сказал он, но сквозь стиснутые зубы. — Я — человек, который сделает все, чтобы уберечь тебя. Все, что я сделал, я совершил ради тебя.

— Анакин…

От ужаса она едва шептала, голос был хрупкий, тоненький, почти детский.

— …то, что ты сделал?