Строй молча ждал, что будет дальше.

— Главное, сохраняйте спокойствие! — дрожащим голосом произнесла Наталья Владимировна. — И не поддавайтесь своим негативным эмоциям. Тогда последствия стресса пройдут намного быстрее...

Никто и не возражал.

— Теория позитивного мышления говорит нам, — страдальчески шмыгнула аккуратным маленьким носиком Наталья Владимировна, — что если постараться, то во всем можно найти и положительные стороны...

И тогда Сашка засмеялся.

— Эй! Кто там ржет?! А ну, заткнись!

Сашка попытался удержать смех, но тщетно: чем больше он старался противостоять ему, тем сильнее прорывался наружу этот гомерический, неудержимый хохот.

— Мы не будем обращать внимания, — болезненно возвысила голос Наталья Владимировна. — Так вот, о чем я? Да! Теория позитивного мышления учит нас...

К Сашке подлетели, рванули за ворот и, оскальзываясь на льду, потащили в сторону. Швырнули на лед, начали колбасить дубинками, но он уже не мог остановиться и, захлебываясь тягучей соленой слюной, безудержно хохотал во всё горло. Сила окончательно и безоговорочно победила. Он был счастлив.

Их продержали на стадионе еще около часа, и, если бы его не поддерживали с обеих сторон бородатый Олег и тощий, испуганный пацан, он бы столько не простоял. А потом раздались резкие команды, менты разбежались по курируемым группам и по одной повели их к выходу.

К этому времени ноги у Сашки совсем отмерзли, а про уши и говорить не приходилось, — шапочку он потерял еще где-то на Шаманке. Но колонна двигалась, его старательно поддерживали, и жизнь, вместе с движением, постепенно возвращалась.

Город не спал. Тысячи желтых огней встречали их, и тысячи темных фигур на фоне разноцветных штор прильнули к окнам и смотрели, как торопливо проводят сквозь город колонну самых странных и самых радикальных врагов нормального человечества.

Отрывисто покрикивали менты, беспрерывно гавкала невероятно расстроенная непонятностью происходящего единственная служебная овчарка, ноги скользили по бугристому, накатанному шинами гололеду, и колонна шла и шла вперед, к неведомой, скрытой за морозным туманом цели. А потом их остановили у залитого праздничным послевыборным светом Дома горняка, начали поотрядно подводить к разверстым двойным дверям и загонять внутрь:

— Первый пошел!

— Второй пошел!

— Третий пошел!

И здесь, внутри, каждый отряд рассаживали в своем собственном, отделенном от остальных рядами свободных кресел секторе, и тут же назначали старшего.

— Эй, борода! Старшим будешь! И смотри у меня!

— Эй ты, толстомясая! Будешь старшей!