— Валера… — начал было Шериф, но Ружецкий перебил его.

— Петя! — громко крикнул он.

Ружецкий вскочил со стула и бросился к дверям. Он выбежал бы из кухни, если Тамбовцев не загородил бы собой дверной проем.

— Пусти, Николаич! Я должен его найти!

Тамбовцев крепко обнял Ружецкого и прижал его голову к груди. Через рубашку он ощутил горячие капли. Ружецкий плакал. Плакал и кричал:

— Петя! Я не хотел, сынок! Это все ОН! ОН ее заставил!

Правой рукой за спиной Ружецкого Тамбовцев делал какие-то знаки. Он звал на помощь.

«Отсроченный реактивный психоз, — мелькнуло в голове у Пинта. — Что-нибудь седативное. Большую дозу».

Ружецкий вырывался и, если бы не вмешательство Шерифа, он бы отбросил Тамбовцева в сторону и бросился прочь. Сейчас он был готов бежать куда угодно.

— Я знаю… Я знаю, что ты хочешь рассказать! Про ту девочку. Ты же сам сказал, что ОН вернулся! Зачем? ОН вернулся за Петей?!

Шериф крепко держал Ружецкого за плечи, а Тамбовцев упирался в него круглым животом, втроем они напоминали диковинный сэндвич.

Ружецкий постепенно обмяк. Рыдания сотрясали тело. Ноги больше не держали его, и он медленно осел, громко стукнувшись коленями о пол.

— Это не я! Это все ОН!

С ним случилась настоящая истерика. Он катался по полу и выл, повторяя:

— Петя! Петя!

Шериф поглядел на Тамбовцева, дернул подбородком. Тот в ответ решительно замотал головой. Надо было срочно что-то выдумывать. Время правды еще не наступило. Ружецкому еще только предстояло ее узнать. Но не сейчас. Позже.

Шериф наклонился над сотрясающимся в рыданиях Ружецким и прокричал ему прямо в лицо, мокрое от слез:

— Что ты орешь? С ним все в —порядке! Он у меня дома. Сидят вдвоем с Васькой. Они, наверное, гуляли вместе, да заболтались. Я заходил домой в семь… Нет, в половину восьмого. Они смотрели телевизор. Успокойся. Все в порядке.

Шериф не умел врать. И сейчас у него это получалось не очень здорово, но Ружецкий был готов поверить всему.

Сначала, испуганный и пораженный тем, что он натворил, Ружецкий забыл про сына. Все его мысли были заняты одним кошмарным видением: умирающая Ирина и темная кровь, льющаяся потоком меж ее пальцев. Это терзало его, мучило, стояло перед глазами, как наваждение, от которого он хотел избавиться. И теперь, когда перегруженный мозг стал выдавливать этот жуткий образ, Ружецкому потребовалось переключиться на что-нибудь другое. История, которую начал рассказывать Шериф, натолкнула его на мысли о сыне. Потому что с девочкой в этой истории случилось нечто ужасное. Такое, чего вообще никогда не должно случаться с детьми. Фраза Шерифа «ОН вернулся» зажгла в голове Ружецкого бикфордов шнур, который медленно тлел, тлел и, наконец, добежал до динамитной шашки. Последовал сильный взрыв, заставивший Ружецкого опомниться. Теперь он думал только о Пете.