— Если разобраться, мы тоже хороши. — Дымов пожал плечами. — У нас Афганистан, у вас Фолкленды.

— За то и накажем себя когда-нибудь! — англичанин зло выругался, тут же обеспокоено оглянулся на спящих. Однако старик, девочка и мать спали крепко. Уж об этом Вадим позаботился в первую очередь. Он и Бартона мог усыпить вместе с ними, но, в конце концов, рассудил, что будет более естественно предложить ему пива. Да и отощал англичанин за время их короткого путешествия. Сам Дымов в пище особенно не нуждался и дабы не терять драгоценное время беззастенчиво подпитывал своего спутника «чистой» энергией. До поры и до времени подобную подпитку организм человека выдерживал неплохо, но и злоупотреблять этим не стоило.

— Что ж, наверное, все идет своим чередом. — Вадим вздохнул. — Рим пал, Россия рухнула, Великобритания самораспустилась, вот и они никуда не денутся. В свое время последуют общему примеру. Очень уж нестойкая это конструкция — империя…

— И черт с ней! — Стив ухарски поднял банку с пивом. — Черт с ними со всеми! Потому что нам с вами, Дымов, беспокоиться не о чем. Мы непотопляемы! У нас в тылу — Диккенс с Уайлдом, у вас — Лесков с Чеховым. А еще… Еще… — Бартон захлебнулся пьяным смехом. — Еще у вас имеются граждане шерхи, а это очень и очень большое подспорье! Трудно поверить, но одного из них я даже узнал лично…

Голос его слабел все больше и больше, туловище заметно накренилось. Дымов посмотрел на собеседника вприщур, и глаза Стива тотчас закрылись. Движением ладони Вадим помог англичанину мягко завалиться на тростниковую циновку. Отныне следовало поторапливаться. Хотелось успеть провести разведку еще до пробуждения Бартона. Ну, а бросать спящих без присмотра Вадим не очень опасался. Если верить старику, каменные черви обитателям хижины никак не угрожали. Тот же развешенный всюду табак вперемешку с дольками чеснока, по словам старика, отпугивал в равной степени и червей, и грызунов, и даже ахназавров. Тем не менее, покидать этих людей надолго не следовало.

Бережно Вадим слил из чумазого котелка остатки воды в бамбуковую флягу, куски обломанной лепешки прикрыл куском холстины. Улыбнувшись своим мыслям, шагнул к спящей девочке, приблизил к ее лицу ладонь. Вдруг появилось острое желание взглянуть на нее обычным человеческим взором. Во всяком случае, до сих пор он видел ее только как картинку в кабинете рентгенолога. Но это было тоже неправильно. Уже хотя бы потому, что человека нельзя приравнивать к биологическому сгустку, состоящему из костей, сосудов и мышц. Сейчас перед ним лежал не пациент, а маленький человечек — девочка трех с лишним лет, которая любила рано постаревшую мать и своего седого, как лунь, деда. Перед ним лежала девочка, которая наверняка полагала, что лучше этой хижины, этого прокаленного песка и этих городских полуразрушенных стен ничего в мире нет. И даже многотонное чудище харан получит от этого доброго сердечка прощение, потому что не прощать в таком возрасте еще не умеют. В том и таится горькая суть любой родины, что она намертво привязывает к себе, совершенно не интересуясь ни вкусами, ни желаниями, ни пристрастиями. Что есть, то и есть, а значит, живи и радуйся…