— Не знаю, — пасечник мягким движением отогнал кружащую над моей тарелкой пчелу, поднял голову. Серые глаза его глянули в упор. — А может, ты все-таки ошибаешься?

— В чем?

— В диагнозе!.. Я ведь не зря упомянул о вкусе. Вся жизнь — сплошная кулинария, и вкус к жизни — понятие отнюдь не абстрактное. Возможно, вкус — это и есть наша интуиция. Временами обстоятельства действительно могут казаться порождением бреда, но и тогда интуиция нашептывает правильный ответ. Должна нашептывать. Другое дело — слышим мы его или не слышим, но ответ всегда есть.

— Ответ? В смысле, значит, недосолено-пересолено — такой, что ли, ответ?

— Приблизительно, — Виссарион шутки не принял. — Я только хотел заметить, что без подсказки мы никогда не остаемся. Ее только надо воспринять, уловить внутренним слухом.

— И много тебе подсказала твоя интуиция, когда ты отбивался от налоговых комиссаров?

— Это дело разума, не совести. В таких случаях интуиция молчит.

— Хорошо вывернулся! — я хмыкнул. — Почему же не предположить, что и мой случай как раз из таких же? Да и какая, к чертям, интуиция, если миру хана?

— Почему ты так решил?

— Здрасьте — до свидания! Да я ж тебе только что подробнейшим образом все разжевал!.. Сам видел! Своими глазами! И на собственной шкуре, между прочим, испытал. Или снова продемонстрировать мои ноженьки? — я непроизвольно стиснул кулак. — Если хочешь знать, от прежнего города едва ли четвертушка осталась! А может, и того меньше.

— Это еще ни о чем не говорит, — Виссарион упрямо передернул остренькими плечиками, с неожиданной страстью выпалил: — Мир вовсе не кончился, Павел! Если говорить о кончине, то кончился ТВОЙ мир, понимаешь? Ты задавил его своими собственными руками.

Я нервно прикусил губу.

— Что за чушь?

— Нет, не чушь! Миры сами по себе не пропадают, их душат — и душат на протяжении всей своей жизни. Рубишь ли ты яблоню, стреляешь ли в человека — любое действие способно обернуться против тебя. Самым прямым образом. Пусть банально и старо, но это так, поверь мне!.. — он умолк, вглядываясь в меня, пытаясь по внешнему виду угадать, дошли ли слова его до моего разума. Напрасная попытка! Свое лицо я давным-давно научился надежно контролировать.

Помолчав некоторое время, Виссарион продолжил:

— Присутствие радуги нельзя объяснить наличием акварели. Если не ищешь причины, можешь таковую не найти вовсе. Нигде и никогда.

— Зато у тебя, кажется, с поиском причин все налажено отменным образом, — я криво улыбнулся. — Ну, так будь добр, растолкуй своему старому приятелю, что же такое кругом творится?