— С тебя явно хватит, если не хочешь надраться, как он.

— А что мне еще остается?

Смех показался грубым даже для ушей самого Гольдфарба, ибо крепкое пиво делало свое дело. Однако вопрос при всей его иронии был задан всерьез. Без электричества кино не посмотришь и радио не послушаешь, да и чтение длинными зимними вечерами становилось почти невозможным. Оставалось лишь коротать время, вращаясь среди себе подобных. А когда снова и снова поднимаешься в воздух, где тебя могут сбить, возникает потребность в разрядке, которую способны дать лишь выпивка или секс. Поскольку Сильвия этим вечером работает…

Гольдфарб подумал, что вряд ли он — единственный ее любовник, которому понадобилось напиться. И даже не первый за этот вечер. В нем вспыхнуло негодование, потом улеглось. Если он искал то, что можно получить, какое право он имеет упрекать Сильвию в таком же поведении?

Джером Джоунз толкнул его в бок.

— А она хороша? — спросил он, словно Сильвия не стояла рядом. — Понимаешь, о чем я спрашиваю?

Он подмигивал с видом неотразимого любовника, но пьяная слабость в теле делала его ни на что не годным.

— Вы только посмотрите! — обиженно завозмущалась Сильвия. Она двинулась прямо на Гольдфарба: — Ты что же, намерен позволить ему так говорить обо мне?

— Возможно, — ответил Гольдфарб, отчего Сильвия завозмущалась снова, уже громче.

Он махнул рукой, сделав, как ему казалось, успокоительный жест.

— Несколько минут назад ты предотвратила одну драку, а теперь хочешь, чтобы началась другая?

Вместо ответа Сильвия наступила ему на ногу, а потом удалилась. Вряд ли он получит еще одну пинту пива, разве только у нее в спальне, как-нибудь вскорости. «Поди пойми женщин», — подумал Гольдфарб. Он не был рыцарем в сияющих доспехах, да и Сильвия не являлась девой, чья добродетель нуждается в защите. Но если бы Дэвид сказал это вслух, она бы ему не то что наступила на ногу своим высоким каблуком, а въехала бы коленом по его «фамильным драгоценностям» между ног.

Джоунз снова толкнул его.

— Драка? Какая драка? — спросил он.

Судя по тону, это интересовало его больше, чем любовные качества Сильвии.

Неожиданно вся бессмыслица возникшей ситуации сделалась для Гольдфарба невыносимой. Он протиснулся сквозь густую толпу посетителей «Белой Лошади», толкнул дверь и вышел, остановившись на тротуаре и думая, куда идти дальше. Первый же глоток морозного воздуха, оказавшийся в легких, и ночь, обступившая со всех сторон, твердили, что его уход был ошибкой. Но Гольдфарб не мог заставить себя вернуться в бар.

Ночь была ясная. На темном небе ярко горели звезды, их было больше, чем ему доводилось видеть раньше, когда еще не существовало затемнения. Млечный Путь сиял, как искрящиеся крупинки сахара, просыпавшиеся на черные плитки пола. До появления ящеров звезды казались дружественными, в худшем случае далекими. Теперь от них исходила опасность, как от вражеской страны.