Впереди – узкий, темноватый коридор. Всего через пару метров он круто изгибается. Кто знает, что там за поворотом?

Китс медленно идёт вперёд. Мы – за ним, в нескольких шагах.

Что-то блеснуло. Паутина! Толстенная «паутина» на низком потолке! И что-то с неё свисает – рядом с головой доктора!

– Осторожнее, Китс!

– Вижу, – в голосе его прорезалась уверенность, – А знаете, мы не ошиблись! Дверь – та самая…

Несколько мгновений он расматривает предмет, болтающийся рядом с его лицом. Да ведь это – обыкновенная гайка! И привязана она к длинной, узкой ленте.

– Вот вам и отметка, – говорит Бинк.

– Да. Но это – исключение. Которое подтверждает правило.

Китс идёт дальше. Мы нагибаемся под «паутиной» и обходим гайку стороной.

Развилка. Доктор сворачивает направо.

Ещё несколько «металлоизделий» с ленточками вяляются дальше по коридору. Васька хмыкает:

– А вы успели наследить, доктор. Благодаря вам – идём, как по проспекту…

– Я – не причём, – говорит Китс, не оборачиваясь, – Был тут один. Лет пятьдесят назад. Всё швырялся гайками. Думал, это верный способ… Вон, кстати, его ботинок… Всё что осталось…

С лёгкой внутренней дрожью, мы обходим злощастный предмет обуви. Весь в каких-то тёмных потёках, драный и бесформенный – словно побывавший в печке.

Ещё несколько шагов. Изгиб коридора. Мы щуримся от яркого света.

– Пришли, – облегчённо выдыхает Китс.

Просторный круглый зал без окон. Нет и намёка на лампы. Равномерно светятся стены, высокий голубоватый потолок… И даже колонны сияют изнутри нерезким молочным оттенком…

Требуется время, чтобы глаза привыкли. Лишь тогда различаешь подробности: геометрический узор на полу, несколько дверей в дальнем конце зала.