Он уснул совсем как раньше, так, как давно не спал; так, как дневальный стоя спит на посту: руки прижаты к бокам, глаза закрыты, голова медленно клонится на грудь, и спустя миг, когда воротник врезается в горло, снова вскидывает голову и испуганно таращится по сторонам. Но этот миг – он подобен часу, сон во время него глубок и крепок неимоверно; измученный мозг даже успевает увидеть за этот миг длинный сон или кошмар, – смотря по тому, что предшествовало заступлению в наряд. Люди, стоявшие так высоко, что казались богами, все переиначивали, как им было надо; кроили историю по своему разумению, делали из обычных людей – юристов, финансистов и специалистов по менеджменту – вершителей судеб миллионов. В своем секундном сне Хенрик увидел того, кто так и остался в его памяти десятилетним мальчиком в парадном мундире майора Первого полка Гвардии: худого, с нахмуренным лбом, чуточку заносчивого, витые погоны прямят плечи, аксельбанты сияют золотом, а взгляд испуганный, точно вот-вот заплачет. Он говорил наследнику, а тот жадно слушал: «Если бы ты и вправду был всемогущим, как твой папаша, ты бы сделал так, что я обернусь, а она стоит позади меня и ничуточки не боится. Мне всего-то и нужно – сказать ей, что я не стреляю в тех, кто со мной как с человеком». И он обернулся, словно и вправду надеясь на чудо, и от этого проснулся. Дождь залил глаза, он стер воду ладонью и увидел, как броневик на воздушной подушке мелькнул вдалеке, за ним еще и еще, потом ветер ударил, погнал ливень волнами, скрыл перекресток. Конечно же, ее здесь не было. Праздник с подарками и фейерверками, веселые беззаботные лица – все это далеко отсюда, в другом мире; здесь только дождь, усталость и одиночество.

Он выпустил камеры и двинулся дальше, посвежевший, будто спал на сухой перине. Он знал: это ложное ощущение, скоро оно сменится еще большей усталостью, до этого времени нужно успеть обыскать как можно больше дворов.

На перекрестке он свернул направо, чтобы дворами обойти длинную очередь за бесплатным супом. Люди под ливнем казались одинаковыми, серыми: мужчины и женщины были неотличимы друг от друга, стояли понурясь, спрятав лица за капюшонами; дождь выколачивал из плеч дождевиков и старых курток водяную пыль, даже дети, прижимавшие котелки к груди, и те казались застывшими изваяниями. В арке двора мчались потоки воды, оставшийся сухим тротуар оккупировали продавцы маленького блошиного рынка из тех, где предлагают всякую дрянь: ношеную одежду, обувь, которую невозможно носить, но жалко выбросить, краденое армейское мыло и поддельные талоны на получение водорода на государственных заправках. Крепкотелая женщина в косынке с узлом на лбу продавала вареную кукурузу, аппетитный запах вызвал у Хенрика голодный спазм. Он опустил голову, намереваясь поскорее проскочить опасный участок, но женщина вцепилась в него, как коршун в цыпленка: