– А для вас?

– Для меня сейчас везде опасно. Не бойтесь, я сделаю так, чтобы вы из-за меня не пострадали.

Она с трудом втиснула ногу в чужие туфли.

– Да я же не за себя беспокоюсь. – Слабая улыбка появилась на ее лице, сменилась гримасой – разбитые губы причиняли боль.

Потрясенный, он не нашелся, что сказать в ответ.

– Я узнала, на кого он работает. – Она спокойно наблюдала, как Хенрик обыскивает труп, как забирает его пистолет и охлопывает маслянисто блестящую от крови одежду в поисках запасных магазинов.

– Все не можете успокоиться?

Она не слушала, торопилась сказать:

– Он работал на одного боша. Вам ведь это было нужно? Только я забыла его имя. Память как отшибло.

– Ничего, после само вспомнится, – сказал он успокаивающе.

– А ваш акцент совсем не похож на куригианский.

– Знаю.

Он осторожно повлек ее за собой, стараясь не наступать на кровь. Вид мертвых тел теперь вызывал у него неловкость, он чувствовал стыд; с ужасом представил, что она подумает о нем, когда они пойдут к черному ходу, и закрыл ей глаза ладонью.

– Вам лучше не смотреть на это, – сказал он.

– Так я не увижу, куда идти.

– А вы держитесь за меня. Мы пойдем медленно. Только вы не разговаривайте – я должен слышать, что творится вокруг.

Она кивнула, прижалась к нему доверчиво. Держать ее в объятиях было неизъяснимо приятно. Сердце в груди замирало, он был совсем шальной; в этот момент он не смог бы среагировать на опасность так, как нужно.

«Так вот как это бывает», – подумал он.

– Я много думала об этой войне, – тихо говорила она. – Если я смогу добраться до узла связи, то смогу ее остановить. Ну, или попытаюсь. Сенсация, слава – это ни при чем. Я ненавижу войну.

Он спросил: