– Вовсе нет, – ответил голос Тины. – Вафли здесь подают редко, но Морин знает о них все. Она говорит, что выросла всего в нескольких километрах от тех мест, где рос ты, и почти в то же самое время, плюс-минус столетие. Видишь, она знает, к какой еде ты привык. Морин рассказала мне все о вафельницах, и я экспериментировала до тех пор, пока не сделала такую, какую она хотела. Сколько вафель ты можешь съесть, толстячок?
– Пятьсот семь.
Последовала короткая пауза, затем Тина спросила:
– Минерва?
– Не знаю…
– Но, – продолжал я, – сейчас я на диете, так что обойдусь тремя.
– Не уверена, что хочу видеть тебя своим женихом.
– В любом случае ты не посоветовалась с Хейзел. С моей женой.
– Это не проблема: мы с Хейзел дружим уже много лет. И если ты мне понадобишься, она тебя заставит. Правда, я не очень уверена насчет тебя, малыш Дикки: слишком уж ты переменчив.
– Гм… «малыш Дикки»? Вы знаете моего дядю Джока? Джока Кэмпбелла?
– Серебристого Лиса? Знаю ли я дядю Джока? Мы не станем его приглашать, Дикки, иначе он будет требовать jus primae noctis[67].
– Его придется пригласить, госпожа Тина, – он мой ближайший родственник. Ладно, выступлю в роли жениха, а дядя Джок позаботится о том, чтобы дефлорировать новобрачную. И дело с концом.
– Минерва?
– Полковник Ричард, думаю, Афине не стоит этого делать. Я знаю доктора Джока Кэмпбелла много лет, а он знает меня. Если Афина не бросит свою глупую идею, доктор Кэмпбелл не должен стать у нее первым. Может, через год-другой, когда она будет знать… – Минерва пожала плечами. – Это свободные люди.
– Тина может все решить, поговорив с Хейзел и Джоком. Идея ведь не моя. Когда должно свершиться это преступление?
– Очень скоро. Клон Афины почти созрел. Примерно через три твоих года.
– Я думал, речь идет о следующей неделе. Тогда можно не беспокоиться – вдруг к тому времени ишак сдохнет.
– Какой еще ишак?
– Осел. А теперь о вафлях. Госпожа Минерва, не разделите ли со мной трапезу? Не могу смотреть, как вы стоите, пуская слюни и умирая от голода, пока я купаюсь в вафлях.
– Я уже завтракала…