Замыслы
«В год 7010, считая от своего Сотворения, мир пришел в величайший беспорядок. Кочевые народы, оставив иссушенные зноем степи, потянулись на запад. Сметенные волной нашествия, пали вольные города востока. Пылали столицы, подожженные горящими стрелами, поля вытоптали некованые копыта косматых, лошадей, и многие люди до срока ушли за Грань. Выжившие склонились перед завоевателями. Надеялись – на время. Пока же орда, как сытый хищник, залегла. Пользуясь передышкой, к вождю завоевателей потянулись послы тех, кто избежал наихудшей участи, но и дары, и обещания натыкались на непроницаемое упрямство варвара, не в силах поколебать мечту о золоте, власти и крови, освященную верой в небесное предначертание. По следам послов, а иногда и впереди них шли лазутчики. Некоторые соглядатаи умерли под пытками, схваченные Проницательными, которые есть даже у варваров и разнятся с доверенными чиновниками Империи лишь именами. Порой лазутчики возвращались. Они рассказывали…» Адальберт Хронист – выдержка из «Сожженной Истории»
«В год 7010, считая от своего Сотворения, мир пришел в величайший беспорядок. Кочевые народы, оставив иссушенные зноем степи, потянулись на запад. Сметенные волной нашествия, пали вольные города востока. Пылали столицы, подожженные горящими стрелами, поля вытоптали некованые копыта косматых, лошадей, и многие люди до срока ушли за Грань. Выжившие склонились перед завоевателями. Надеялись – на время.
Пока же орда, как сытый хищник, залегла. Пользуясь передышкой, к вождю завоевателей потянулись послы тех, кто избежал наихудшей участи, но и дары, и обещания натыкались на непроницаемое упрямство варвара, не в силах поколебать мечту о золоте, власти и крови, освященную верой в небесное предначертание. По следам послов, а иногда и впереди них шли лазутчики. Некоторые соглядатаи умерли под пытками, схваченные Проницательными, которые есть даже у варваров и разнятся с доверенными чиновниками Империи лишь именами. Порой лазутчики возвращались. Они рассказывали…»
В окнах северной башни замка Лангерташ, цитадели императоров, допоздна трепетал отблеск свечей. Гаген I Справедливый, властитель Церена, принимал гонцов.
Обычно тайные посетители проникали через неприметную боковую калитку, препровождались лично старательным капитаном императорской гвардии Кунцем Лохнером и по запутанной системе скрытых переходов попадали в кабинет правителя.
В одну из летних ночей по створке в очередной раз ударили условным стуком. Незнакомец в черной дорожной одежде предъявил то, что требовалось, и был без промедления проведен в покои правителя. Все шло как обычно. Бывалого капитана гвардейцев удивило лишь одно – глаза молодого императора, под которыми дела правления и тревоги уже очертили круги усталости, вспыхнули при виде посетителя неподдельной радостью. Дружеская приязнь Гагена была не той наградой, которую легко заслужить.