«Господи, помоги нам, грешным», — подумал он спокойно и холодно, за малую долю мгновения. А еще через секунду Владимир соскочил уже на залитую светом прожекторов, находящуюся в перекрестье восьми стереокамер с детекторами запаха сцену. При падении с четырехметровой высоты он серьезно повредил ногу. «Вот и хорошо, — откликнулась столь же холодная, спокойная и стремительная мысль. — Не будешь бегать зря по сцене». Однако к Лее подкондылять он каким-то образом все-таки ухитрился. Стингры, судя по всему, одобрительно отнеслись к появлению новой, теплой, живой добычи — Владимира же накрыла волна созданного ими панического страха, парализующего волю и заставляющего бесцельно бегать от них по сцене просто из пронзительной любви к тонкой нити жизни, готовой оборваться здесь и сейчас. Владимир же, теперь отчего-то ощущавший мертвящий ужас смерти откуда-то со стороны, ощутил какое-то неопределенное чувство облегчения, словно наконец-то сумел сделать действительно правильный выбор. Сомнения, терзания — все это осталось позади. Сладостное ощущение, что от него уже более ничего не зависит, позволило Владимиру глубоко и свободно вздохнуть сейчас, как человеку, только что сбросившему с плеч непомерную тяжесть.

«На все Твоя воля, Господи», — подумал Владимир и, вполне готовый к смерти, встретился взглядом с Леей. И также вынес из этого секундного прикосновения душ спокойную уверенность правильности бесповоротно совершенного выбора. Володя ощутил, как всякая недосказанность ушла из их отношений, и неважно даже было, что встреча была прощальной. Ему почти казалось, что они уже встретились после всех мук и самой смерти по другую сторону тоннеля, в сиянии того, иного, вечного света. Сама материя реальности, со всеми ее стинграми и прожекторами, казалась ему сейчас зыбкой завесой сна — настоящим в ней был лишь этот несказанно емкий взгляд, несущий в себе больше чем благодарность и даже любовь — в нем сияло какое-то особое, простое и полное чувство, более значимое, чем сама жизнь.

* * *

Император, наблюдавший за казнью из своего дворца, наконец-то увидел того, кто был действительной причиной мора, опустошавшего теперь столичную планету его Империи, истинного виновника изощренного заболевания, заставлявшего опасаться за свою жизнь даже его собственную царственную особу. Повелитель Империи знал, что рано или поздно это должно было случиться. Изящная комбинация с ловлей на живца не могла не обернуться богатым уловом. Итак, на сегодня представление явно было закончено. Казнить-то всегда успеется. Если бы эпидемию к этому моменту уже удалось остановить, то Император мог бы позволить своим подданным в полной мере насладиться страданиями и болью этой пары. Но не теперь.