Лицо сразу же изменилось.
Амрина чуть не ахнула. С трудом поборола в себе непроизвольный импульс броситься ему на забинтованную грудь. Да это же, собственной персоной…
…МИТРИЧ!
Как же она могла не узнать его сразу…
Прикусила губу, чтобы вместе с восклицанием не выпустить наружу улыбку. Вспомнила название должности, которую Митричу определил Дымов, когда приставил его присматривать за безопасностью Амрины.
«Леший-хранитель»!
Глаза Митрича дёрнулись ей навстречу. Губы шевельнулись. Она упредила – приложила палец к этим потрескавшимся, воспалённым губам. «Т-с-с-с!» И тут же сделала вид, что рассматривает что-то на его лице. Митрич понятливо прикрыл на секунду веки. Открыв их, громко простонал.
– Пи-и-ить!
И зашёлся сухим утробным кашлем.
Амрина торопливо закивала, жестами давая понять: «Молчи!». Торопливо направилась за водой.
– Ну, здравствуй, Амринка… – свистящим шёпотом выдавил из себя Митрич, когда она вернулась, и что-то там, в груди, подсвистело ему. – Вона, как оно, значица, вышло-то… Зацепила меня шальная, хоть и дура-дурой… Эт я про пулю…
По извилистой глубокой морщине на щеке, как по руслу пересохшего канала, двинулась в путь порция солёной влаги.
– Дай-ка, я хоть на тебя налюбуюсь, девочка ты наша… Это ж сколь я тебя не видал-то?! Ужасть… А Дымыч… Лексей твой… Память ему в веках… – он потянулся к ёмкости с водой, жадно припал к краешку, задвигал небритым кадыком.
«Память в веках?!»
Сердце Амрины мгновенно превратилось в глыбу неподвижного льда! Сомнений в том, что она правильно поняла слова Митрича, быть не могло никаких – русский она теперь знала назубок, полный курс обучения держала в памяти.
А жаль… вдруг бы выяснилось, что она не так поняла…
– Что?! Что с ним?! – вскрикнула она и тут же осеклась, посмотрела по сторонам.
Две присутствующие медицинские сестры, невдалеке перевязывавшие тяжелораненых, подняли головы и уставились на неё.
– Ой, померещилось! – для них, недоумённо смотрящих, принялась объясняться Амрина. – Показалось, что уже не дышит. А он просто в забытьи лежал…
Медсёстры опять принялись за своё занятие, утратив интерес к новенькой. Митрич, напротив, яростно зашептал: