Светлый фон

Гулкие шаги несли Третью всё дальше от этого сборища, к своему лифрону. И, казалось, каждый из них высекает не эхо, а одно и то же вопрошающее слово.

 

Я снова и снова прокручивал в голове тот недавний разговор. Всё, что помнил. Старался – по порядку. Получалось – отдельными фразами. Я видел его мимику, жесты. Пытался даже представить интонацию.

«Слышишь, Данила Петрович, может, это и бред, а может… Я вот, частенько теперь о Реке Времени думаю», – это была моя реплика.

«А чего про неё думать – живи, да и всё. Сколько отпущено, живи. Время и без твоих размышлений будет тикать. И не собьётся, и не остановится», – а это спокойный ответ Упыря.

«…заварили кашу, уроды инопланетные. Теперь всем расхлёбывать придётся», – и опять он.

Эх, знать бы, что Судьба-разлучница уже отпечатала нам билеты на разные поезда! Знать бы, что говорили мы тогда с Данилой в последний раз – ей-богу, не спал бы всю ночь!

Весть о его смерти настигла меня уже в санбате! Я конечно же не поверил сразу. А потом, когда вдруг всё занемело изнутри… замолчал. Ушёл в себя, из последних сил не впуская внутрь эту весть полностью, защищаясь неверием в её правдивость.

И только ночью, когда я наконец задремал, она хлынула в меня, когда сам Упырь, явившись во сне, сказал:

«Да ладно тебе, Дымыч. Одним Упырём больше, одним меньше. Для космической войны – это пыль! Зато теперь у меня здесь такая интербригада собралась – нам в том лесу и не снилось! Ты хоть помнишь ТОТ лес? НАШ ЛЕС… Ты ж там ещё меня учил минные заграждения ставить, чертяка!»

«Упырь, да не гони ты беса! Всё я помню…»

«Вот и замечательно, хрен тебе в шапку! Ты только меня не забывай. Я вообще-то подумал, что ты меня уже здесь ждёшь… А ты молодец, выкарабкался! Ничего, Дымыч, сюда не спеши. Я тебя долго ждать согласен. Воюй там за нас двоих! Я буду ждать, пока не навоюешься…»

Потом он долго жал мою руку, хлопал по плечу. Пока у него… не отвалилась правая рука. Данила Петрович, истинный русский солдат, усмехнулся, поднял её левой, зажал под мышкой и, подмигнув, направился в сторону темнеющей полоски леса… Только тогда я очнулся…

…и заплакал навзрыд, не стыдясь своих слёз. А потом, когда иссякли и они, зарылся лицом в подушку и долго лежал, не в силах пошевелиться от тупой боли, переполнившей меня.

Когда-то в юности я читал классиков, гениальных писателей братьев Стругацких. Запомнилось мне одно их высказывание… до сих пор помню: «Человеку в жизни даны три радости – любовь, работа и дружба. Без какой-либо из них можно обойтись, но зачем? Ведь их всего три…»