— Умные?

— Вот именно. Которые с мозгами, теперь не в Развалинах минуты считают, а на квартирах — пиво пьют. Их небось о зачистке за сутки предупредили…

— Кто? — скривился юноша. — Полицаи?

— А хоть бы и так! Договариваться надо! А не на рожон лезть, как наш Владик! Если бы не дурость — всё могли бы иметь. И квартиры, и заработок нормальный. Вон Гончар — Щукинский рынок держит. И с полицаями — никаких проблем.

— Я и не знал, что ты о карьере бандита мечтаешь, — сухо заметил математик.

— Называй как хочешь, — отмахнулся чернобородый. — Только я знаю, что Гончар умеет выживать. А мы — нет. Потому и сдохнем. Наш Владик всё на Подполье надеялся. А у них свои разборки. И на наши — им начхать. Ведь так, красотка?

— Странно, — вздохнула я.

— Что тебе странно?

— Что ты, с таким-то умом… до сих пор в полиции не служишь.

— Ах, ты, тварь! — он бросился на меня с решительностью бульдозера. Правда, юношам и математику удалось его удержать. — Сука… — процедил, переводя дух. — Да отпустите, не трону я её. Мараться неохота… А вы лучше сами спросите… Спросите у неё — помогут они вам? Видите, молчит! Чёрта лысого… Черта… — Он сел на пол у окна. — Ей-богу, этих ненавижу сильнее, чем полицаев… Те хоть честные, по-своему… А эти всё красивыми словами прикрывают. Мы в рванье щеголяем, а они в штатовской экипировочке тусуются. На какие шиши, интересно? Деньги, за всем деньги… А вы, наивные цыплята, понять не хотите… Только деньги…

Я отвернулась.

Так иногда бывает. У здоровых мужиков нервы сдают раньше, чем у хлипких интеллигентов или субтильных юношей. Кем он был до всего, этот Медведь? Пивом торговал? А может, был заурядным работягой. И вполне достойным человеком. К рюмке прикладывался только по праздникам. Получку отдавал жене… Конечно, ругал власть. И прежнюю, наверное, не меньше нынешней… Вероятно, не бедствовал. Жил в своём уютном мирке. И плевать ему было на то, что творилось за этими уютными стенами… Когда однажды стены рухнули, поневоле пришлось взяться за автомат…

Нет, никогда он не был ни воином, ни мстителем. Даже если и погиб кто—то из родных. Он лишь хотел есть, пить, сладко спать… Каждой клеточкой своего большого сильного тела. Ради этого он готов был убивать. И не так уж важно кого…

Подонком Медведь не был. Таких, как он — много. И они — далеко не самые худшие.

В иных обстоятельствах чернобородый, наверное, выглядел бы приятным собеседником. И хорошим товарищем…

Наверное, он и был таким товарищем для собравшихся в этой комнате. Да, им не по душе его слова. Но особой вражды они к нему не испытывают. А лицо того мужика, который весь разговор промолчал у окна, — скорее даже сочувственное.