— И это тоже.

— Нет, сынок. Я просто не мог вывести тебя из-под удара, потому что вынужден был скрываться сам. И не смог уничтожить все документы, которые следовало бы уничтожить…

— Мою медицинскую карту, скажем?

— Медицинскую карту?

— Именно.

— У меня ее не было.

— А где же она была? И как фотография из нее попала к «муромцам»?

— О, если тебя стали занимать такие детали…

— Ничего себе — детали!

— Детали, сынок, не обольщайся… Значит, ты просто не понимаешь, что происходит.

— Допустим, не понимаю. Действительно не понимаю. Или понимаю…

— Понимаешь часть происходящего. Меньшую, большую — неважно. И части эти не совпадают. Не совмещаются. Не стыкуются.

— Да… Что-то вроде этого.

— Я столкнулся с этим — вот так, в лоб, вплотную — шестнадцать лет назад. Будешь слушать?

Не знаю, почему, — но я кивнул. И Тарантул стал рассказывать.

К тому времени, к зиме семьдесят четвертого-семьдесят пятого, уже несколько лет прекрасно работал Центр стратегических исследований, и Тарантул, естественно, имел туда полный доступ. Ребята из Центра насобачились давать региональные прогнозы на два-три месяца, а глобальные — на полгода и больше. Шло к тому, что в делах государственных наступала какая-то совершенно новая эпоха, эпоха если не полной зрячести, то, по крайней мере, полузрячести. Политикам теперь открывалась возможность весьма точно знать последствия любого серьезного шага — не совершая при этом самого шага. Такие ненадежные материи, как чутье и интуиция, уходили на третий план, уступая место умению четко формулировать вопросы. Но вот той памятной зимой произошел большой конфуз: разразились два кризиса, Месопотамский и Сахалинский. Месопотамский был предсказан за три месяца в деталях; Сахалинский не был предсказан вовсе. Он произошел как бы на пустом месте, хотя вся информация с мест была доступна, обработка ее велась на общих условиях, а тщательнейшее разбирательство признаков саботажа не выявило. Кризис между тем разросся до масштабов военного столкновения, была проведена ставшая сразу классической Курильская десантная операция, произошло два крупных морских сражения, в Маньчжурии развернулись три танковые армии, — и Япония сдалась, отказавшись от притязаний на все сделанные ею в ходе русскояпонской войны территориальные приобретения… Понятно, что ребята бросились смывать свой позор. Они разобрали весь ход кризиса буквально по минутам, и оказалось, что информация о каждом вновь возникающем факторе появлялась у рецепторов за несколько часов, максимум за сутки до того момента, как фактор вступал в действие. Такое могло быть, скажем, при проведении тщательно спланированной операции в условиях строжайшей секретности. Здесь этого не было: операции планировались на ходу и приблизительно, ставка делалась на командиров среднего звена; никаких специальных мероприятий по усилению режима секретности не было.