Однако, постепенно кровь начала циркулировать по жилам, проникать во все положенные природой для неё капилярчики, к ногам, рукам, спине вернулась чувствительность и сила. Катя зашагала довольно бойко, хрустя корочкой наста на подтаявшем снегу.

Мартовское солнышко припекало, слепя глаза, Кате приходилось все время жмуриться, но зато она сделала для себя маленькое открытие, в духе давным-давно забытой науки «природоведение», которую она изучала в третьем классе — солнце встает на востоке, а поскольку встало оно часа два назад, вон там вон, идет она сейчас в восточном направлении!

Это отрытие как-то окрылило Катю — все же бесцельное шатание по лесу — это одно, а поход в конкретном направлении — совсем другое!

Спустя минут двадцать Катя вдруг поняла, что она безумно голодная! Ей хотелось есть, причем не просто картошки, супа или каши — перед Катиным мысленным взором плыли блюда с вареными креветками, маринованными мидиями, салатами из кальмаров, устрицы, нежно подрагивающие в створках своих раковин, а также — ломтики истекающей жиром семги, бутерброды с красной икрой, раковые шейки в собственном соку и прочие водно-морские деликатесы, которые они с Сергеем иногда позволяли себе купить в коммерческих магазинах.

Чтобы не расплакаться от бессилия перед собственным организмом, заставляющим её воображать себе самые изысканные деликатесы, Катя начала обдирать прошлогодние, посщаженные птицами ягоды с попадавшихся на просеке кустов шиповника, и жевать, грызть скукожившуюся темно-красную кожицу, содержащую, судя по книгам о рациональном питании, все мыслимые м не мыслимые витамины.

Постепенно голод утих. Правда, колючие семена шиповника, или «шепшины», как его называют на Украине, здорово ободрали ей язык, но зато все эти омары и анчоусы с лангустами, бесстыдно демонстрировавшие свои округлые, аппетитные тела в Катином воображении, куда-то исчезли.

Солнце стояло в зените, а просека, по которой брела Катя, и не думала кончаться. Правда, она здорово сузилась, на ней стало больше кустов, а кое-где торчали из снега тонкие стволики березок и осин.

Местность снова пошла под уклон — видимо, Катя приближалась к очередному болоту. Конец просеки возник внезапно — впереди встала стена непроходимого ельника, а чуть правее, за чахлым лесочком корявых березок виднелась равнина — голая, то понижающаяся, то повышающаяся, со всех сторон ограниченная темной щеточкой леса. И самое главное — посреди равнины, или, скорее — поля, вилась, отмеченная вытаявшей из-под снега глинистой обочиной, дорога!