– Побранись, облегчи душу, – ухмыльнулся игумен святокатакомбной церкви, до самого последнего времени прикидывавшийся (и небезуспешно) заурядным послушником. – Сегодня тебя ждет немало иных треволнений… А за этого темнушника не переживай. Он с самого начала был обречен. Мог умереть и раньше, а умер последним… или предпоследним. Да и со смертью ему повезло. Славная смерть, ничего не скажешь. Даже после раны в сердце человек еще мучается минуты три, пока не истечет кровью. А так умереть, – он взвесил в левой руке топор, – одно удовольствие. То же самое, что уснуть.

– И что дальше? Теперь меня собираешься прикончить, иуда? – Кузьма глянул вокруг, сначала на Венедима, творящего скорбную молитву, потом на волхва, в недоумении топтавшегося снаружи: ни с той, ни с другой стороны помощи ждать не приходилось.

– Дальше начинается главное, – игнорируя вторую часть вопроса, многозначительно произнес игумен. – Сам ведь знаешь, ради какой цели было задумано это странствие. Теперь, когда верный путь определен, надлежит вывести людей из преисподней в царство Божье. Не всех, конечно, а только избранных. Столь великое деяние будет равносильно мученическому подвигу Спасителя.

– На лавры которого ты, похоже, претендуешь, – не без сарказма добавил Кузьма. – Кто же поведет этих избранных? Не ты ли сам?

– Разве сие богоугодное дело можно доверить кому-либо иному?

– Тебе, брат игумен, виднее… Только сначала сумей вернуться назад, в обитель Света. Можно представить, что из этого получится. На мою помощь можешь не рассчитывать. – Кузьма демонстративно скрестил руки на груди.

– В дерзости, Кузьма Индикоплав, тебе не откажешь. – В нарочито спокойной речи игумена ощущался до поры до времени скрытый подвох. – Вот только прозорливости и сообразительности не хватает. Кем бы я был, связывая с тобой все свои чаяния? Наивным простаком. Ты столь же слабодушен и глуп, как и все те, кто начал этот поход, но не дожил до его завершения. Хотя надо признать, что каждый из них выполнил свое предназначение, пусть даже и не догадываясь об этом. Больше я не нуждаюсь в чьей-либо помощи. Слышишь, Кузьма Индикоплав? Обратную дорогу я отыщу самостоятельно.

Игумен тряхнул головой (руки его по-прежнему были заняты оружием), и, когда капюшон немного сдвинулся назад, из-под него сверкнули глаза… нет, не глаза, а два ярко тлеющих угля.

– Вот оно что… – с расстановкой произнес Кузьма. – Стало быть, ты и есть тот самый неблагодарный пациент, после операции на глазах сбежавший из метростроевского лазарета.

– Верно, – кивнул игумен, отчего его капюшон вернулся на прежнее место. – Только о какой благодарности может идти речь? Опыты надо мной ставили насильно, как над попавшей в ловушку крысой. Просто чудо, что я не ослеп вместе с другими пациентами. Пусть метростроевцы и наделили меня даром видеть сквозь мрак, я навсегда возненавидел их… Благодарен я этим жабам совсем за другое. От них я перенял искусство коварства, изворотливости и лукавства, которое потом очень пригодилось мне в жизни. Иначе как бы я стал пастырем в этом стаде блудодеев и сонных обжор, именуемых обителью Света. Не возмущайся, брат, – покосился он на Венедима, вздрогнувшего от предыдущих слов. – Я не богохульствую. Я просто называю вещи своими именами. Укорять себя мне не в чем. Все, что делается ради торжества веры, заранее прощено на небесах. Сам Спаситель позволял себе использовать одни злые силы против других. Вспомни историю с изгнанием бесов. Любой способ дозволен, лишь бы он способствовал освобождению заблудших душ из тенет сатаны…