Брассет расхохотался и протянул руку:

– Пьер Брассет, журналист из Тулузы. А вы смелый человек, Потье. Не боитесь, что я донесу на вас инквизиции?

– Нет, не боюсь, – серьезно ответил Потье. – Вы из тех людей, у кого порядочность написана на лице. Так вы журналист?

– Да, то есть был журналистом до недавнего времени. Мою газету закрыли. Вот я и решил податься на север, думал, у вас тут с работой полегче. К тому же у меня здесь имеются друзья. Я уже давно обещал к ним наведаться, да все никак не получалось. Но я смотрю, у вас тут весело?

Брассет кивнул в сторону полуобгоревшего автобуса, лежавшего на боку поперек улицы.

– Как видите, – пожал плечами Потье. – Хотите холодного пивка?

– Не смею об этом даже мечтать, – тоскливо произнес Брассет. – У вас здесь даже воды ни у кого не допросишься. А тут еще эта жара с ума сводит…

– Вы правы, Пьер. Засуха в этом году небывалая. Но стоит ли удивляться? Как только у людей появляются сложности, так провидению становится угодно усугубить их новыми неприятностями. И зарубите себе на носу, молодой человек, если не хотите, конечно, стать одержимым: воду в этом городе пить нельзя. Кто-то регулярно подсыпает в городскую систему водоснабжения это дьявольское зелье. Впрочем, что это я вас держу на самом солнцепеке, – спохватился вдруг Потье. – Моя лачуга находится в четырех кварталах отсюда, на Рю-де-Пари. Вы не торопитесь?

– Торопиться в наше время вредно, – философски заметил журналист, – если только не спешишь попасть на тот свет. Так что я принимаю ваше предложение.

По дороге Пьер Брассет профессиональным взглядом фиксировал разительные перемены, которые произошли в облике города за те полтора года, которые прошли со времени его последнего посещения Руана. Витрины магазинов и окна первых этажей жилых домов были забаррикадированы мешками с песком и забраны толстыми стальными листами. Поверху все это дополнительно опутывала колючая проволока. Повсюду виднелись следы погромов. Несколько домов, встретившихся им на пути, выгорели полностью и зияли черными глазницами пустых оконных и дверных проемов. Город напоминал Брассету тяжело больного человека, судорожно цепляющегося за жизнь, хотя все основные органы жизнеобеспечения уже отказали. На улицах было малолюдно, городской транспорт агонизировал, и только отдельные смельчаки рисковали ездить по городу на своих автомобилях.

Они прошли мимо небольшого сквера. Обугленные деревья торчали, словно обгоревшие спички. Брассет заметил дюжину одержимых, которые, как гроздья винограда, кучно облепили единственную уцелевшую лавочку.