Грохот все продолжался и продолжался, он длился целую вечность. Мое сердце падало вместе с кораблем. Я карабкался, стараясь за что-нибудь ухватиться…

Звуки - о, какие страшные звуки! Сначала тихий хруст где-то вдалеке, но, как и обманчиво мягкий первый удар, хруст не прекращался. Он становился все сильнее и сильнее, все ближе и ближе. Мы почти ощущали, как он продирается вперед по телу дирижабля и накатывается на нас огромной дребезжащей волной разрушения.

Звук состоял из множества оттенков, и каждый был страшен: звон бьющегося стекла, скрип и скрежет металла - огромные фермы опор гнулись и перекручивались, когда воздушное судно, словно покалеченное облако, обрушилось на верхушки деревьев. Оболочка огромных газовых баллонов лопалась и разъезжалась, пластиковое полотно с треском рвалось на куски и стелилось простынями на ветвях; все внутри корабля подернулось рябью и покорежилось.

Снизу доносились протестующие вскрики джунглей - треск ломающихся веток и рев огромного леса - его медленно пригибали к земле, а он, сопротивляясь, хрустел, трещал, ломался, валился наземь под невероятной и безжалостной тяжестью гигантского корабля, входящего в последнюю страшную гавань на вечный покой.

Мы по-прежнему продолжали спускаться. Пронзительно скрежетал гнущийся металл. Взвизгивали перед смертью деревья. Все вокруг трещало. Полы заскрипели, пошли волнами, вспучились и начали лопаться с неожиданно громкими хлопками, когда панели вылетали из рам. Они кувырком катились по межпалубному пространству - одна настигла Клейтона Джонса, разрезав его чуть ли не пополам. Кровь хлынула потоком.

А затем корабль действительно накренился. Он лениво повалился на бок, и все быстро поехало к ставшему теперь левым борту: оставшиеся несколько кресел, столов и ящики с оборудованием, продовольствием и приборами, которые нам были еще нужны. Растерзанный тигр, царапаясь и раскорячившись между крышками двух ящиков, перевернулся на ноги и начал отчаянно карабкаться наверх, все время испуская механические стоны - точь-в-точь крики раненой лошади. Мертвой хваткой я вцепился в стойку и, повиснув на ней, протянул руку Зигелю - он рванулся ко мне, промахнулся и с безумным видом заскользил вниз. За ним поехал ящик. Больше я Зигеля не видел.

А корабль продолжал разрушаться!

Рев стоял оглушительный. Неразбериха чувств перемежалась вспышками красного, черного и пурпурного. Что-то с грохотом взорвалось под нами, и кол расщепленной верхушки дерева проломил открытый люк, отбросив в стороны, как мусор, людей и машины, рывками вырос до потолка и, пробив его, обнажил кусочек неба и кажущийся неуместным газовый баллон, улетавший в безмятежную голубизну.