Он умолк. Немного оклемавшийся Гарпер внимательно смотрел на омерзительные конвульсии чужеродного вещества, чьи мощь и живучесть принесли на его порог беду. Он размышлял. В нём почему-то не было испепеляющей ненависти к этому организму и Сильным, но сознание какой-то внутренней правоты, удачно перекликающейся с пониманием правомерности столь масштабного убийства, позволяло считать гибель корабля и живого существа, правящего в нём бал, вполне закономерным и необходимым. От с трудом оторвал взгляд от зачаровывающего зрелища кипящей жизни, и обернулся к анаггеалу. Его слова были тяжелы для Первого:

— Ты, выходит, не зря спрашивал меня про Страшный Суд… Насколько я понимаю теперь, для каждого из живущих он будет только свой. Мой — ждал меня здесь. И ты это знал… Но почему я, Маакуа? Не любой другой из пленных, коих, как я понимаю, теперь немало? И каким образом? Нет, я не боюсь, поверь. После бесед с тобою мне больше нечем и незачем жить. Внутри лишь пустота и боль. Я болен, я чувствую твою правоту. Скоро подохну, это понятно. Но и не это меня почему-то волнует больше всего. А вот то, словно что-то потерял… Навеки и безвозвратно. Всё, чем жил. Зачем и во имя чего жил. Всё шелуха, всё суета… А взамен — нет ничего. Я ничего не приобрёл. Кроме разве что осознания напрасности и презренной греховности собственного бытия… Вот это меня и убивает. — Питер немного помолчал, как если б собирался с мыслями, боясь упустить что-то важное.

— Я словно в самом начале собственного Пути, — с белым сознанием и душою малого ребёнка. Может, это и есть следующее рождение, что грядёт за Судом? Только мне оно даровано твоим откровением ещё при последних часах моей глупой жизни? — Он пожал плечами, будто не смел надеяться на правоту собственных догадок. И грустно продолжил:

— Я понимаю, что за моими плечами неотвязно стоит моя собственная смерть. С моим лицом. И хотя открытие это не отнесёшь к категории радостных и приятных, думаю, что она — в кои то времена — способна, вопреки нашему пониманию бытия, принести единственную для мира пользу. Возможно, это один из тех немногих случаев, когда в нашем мирке смерть принесёт кому-то жизнь. Я просто хочу знать одно, — почему я? Наверное, мне это нужно для того, чтобы окончательно уверовать в истинную ценность своего уже никчёмного тела. Потому как преступную и грешную душу мою, что ты окончательно разбил, искалечил своими речами, ты у меня вроде бы не просишь…

Пришелец снял капюшон, представ перед человеком в своём истинном обличье.

— Потому что ты, прости за столь гадкое и неуместное сравнение, болен сейчас настолько, что твоя кровь, которую я намерен смиренно просить тебя отдать, чтобы скормить её этому монстру, содержит в себе настой, концентрат редкой силы. Настой всех тех разбуженных к дикой предсмертной активности твоей новой болезнью местных микроорганизмов. На которые, неожиданно для Сильных, оказалась столь богата Земля. Ни один мир в Упорядоченном не наделён такой стойкостью и разнообразием органики. Именно поэтому жизнь никогда не замрёт на ней. Лишь может перетечь в другую форму. Земля — это практически бесконечный и неисчерпаемый резерв форм жизни самого Упорядоченного… Ещё и потому, Питер, что из всех людей, что пленены и содержатся в неволе, лишь ты находился не в изолированных боксах, где подготавливаемых к рабству людей генетически и на уровне микрофлоры почистят, а пребывал в естественном фоне корабля. Что заставляло твои клетки адаптироваться к условиям, в которых жили сами тонхи, и что дало резкий толчок болезни твоих органов, которые у тех же тонхов не чувствительны к подобному. Когда Доленгран говорил о том, что ты ему скоро понадобишься, он имел ввиду собственные планы по моделированию человеческих генов. Для пользы своей расы. Ты должен был стать своего рода инкубатором. Понимаешь…, - Маакуа на миг запнулся, — у тонхов есть проблемы вырождения расы. Проблемы преждевременного старения и вымирания.