– Я еще не видел, – признался он. – Но старая точно не годится.

Из-за дальнего поворота вырулила темно-зеленая «четверка». Кого теперь искали сильнее – объект или пропавшего филера, было неизвестно, но то, что минут через пять студент найдется, сомнений не вызывало.

– Настя, у вас четыре минуты, – сказал Петр и бросил трубку.

Кажется, в «Жигулях» его успели заметить. Он не знал, есть ли у группы наблюдения какой-нибудь аварийный план, но хорошо помнил, что когда сам занимался слежкой, такой планчик имел. В него входила ликвидация объекта. Для мокрухи эти ребята не годились, но ведь он еще не всех видел.

Петр бросился в узкий проход между домами и выбежал на параллельную улицу. Не останавливаясь, пересек проезжую часть и снова влетел в какой-то мелкий дворик. За ним начиналась улица пошире, со светофорами и трамвайными путями.

Он скомкал фотографию Бориса и поднял руку. Желающих подвезти оказалось так много, что можно было устраивать конкурс на самого быстрого.

* * *

Доброе утро, предатель. Как спалось, предатель? Ничего? Вот и славно. Как сердчишко? В порядке? Это самое главное. Было бы здоровье…

Вставай, предатель, опоздаешь на завтрак.

Его продолжали держать в одноместной палате, по странному капризу архитектора – без окон. Впрочем, слово «держать» – для другого случая. Единственное, что было запрещено, – это передвижения по улице с десяти вечера до шести утра, но данный запрет касался всех граждан. В остальное время он был предоставлен самому себе.

На следующий день после того, как Мясник отключил его от аппарата, прибыл курьер из прокуратуры. Молодой парень, фактически школьник, вручил ему черную папку с золотым гербом. В папке Костя обнаружил выписку из постановления трибунала, которая уведомляла, что обвинения в измене родине, терроризме и подрывной деятельности с него, К.А.Роговцева, сняты. «Ввиду глубокого раскаяния и неоценимой помощи, оказанной следствию» – эта фраза была набрана обычным шрифтом, тем не менее, буквы выглядели слишком крупными. Им было тесно в одной строке, и, оторвавшись от бумаги, они повисли у него над головой. И каждый, кто находился рядом, – на расстоянии выстрела – мог прочитать и про раскаяние и, особенно, про неоценимую помощь. А потом все эти казенные витиеватости сократились до одного слова и отпечатались у него на лбу – навсегда.

Доброе утро, предатель.

Константин надел байковые штаны и футболку – теплые больничные рубахи из-за жары никто не носил. Как старик, не поднимая ног, он дошаркал до умывальника и открыл личный шкафчик. Бумажное полотенце, зубная щетка, станок – все, что нужно.