– Вот я, – без тени высокомерия сказал добряк, тыкая в первый. – Мы с Сашкой вместе начинали, еще в главке. Потом он в гору пошел, да в нем это сразу проявилось. Талант. Ласточкой взлетел. Человек был… Сильный он был человек. Такие если шею не свернут, ой, как высоко взбираются. Но не испортился, вот, что важно. Подлое это дело, медные трубы. А он – нет. Себе не изменил. Ни себе, ни…

– Это вы, да? – Спросил Константин, чтобы как-то его прервать.

– Да, – вздохнул сосед.

Между скорбящими женщинами и офицером из почетного караула стоял он – дядька с красным лицом. В строгой тройке он смотрелся куда лучше, чем в больничном одеянии.

– Раз уж о нем заговорили, о Немаляеве, я вам, Костя, скажу откровенно: он ведь нашего Нуркина был на две головы выше. Тоже покойник, нехорошо, может быть… Нет, не потому, что мы в приятелях… особой дружбы не водили, хотя от старых знакомых он никогда не отказывался… Масштаб, Костя. Уж вы мне поверьте, я сам без малого тридцать лет на руководящей работе. В управлении немножко понимаю. Александр Немаляев – прирожденный организатор. Нуркин, премьер наш, – он, конечно, лидер. Зажечь умеет, повести за собой… Только это еще не все. Требуется и вторая составляющая: представлять, куда двигаешься, куда ведешь.

– А Немаляев представлял? По-моему, в этом Чрезвычайном Правительстве все не очень-то…

– Не все, Костя, не все. – К его нелояльности высокопоставленный больной отнесся равнодушно. – Вот если б Немаляеву больше воли, если б Нуркин на него не давил… да что теперь! Обоих нет.

– А все же. Допустим, появился второй шанс.

– Шанс?.. Я не совсем понимаю, – собеседник оторвал взгляд от газеты и уставился на его поднос. – Что же вы не едите ничего? Возьмите еще пирожок, мне будет приятно.

– Спасибо. Вы простите, что я позволяю себе фантазировать. Тема невеселая.

– Будь премьером не Нуркин, а Александр, все сложилось бы иначе, – убежденно проговорил он. – И Ополчение, и эти жертвы… довел страну до ручки, а теперь что ж… нагайка и столыпинский вагон. Немаляев бы этого не допустил. Он тоже с завихрениями, но, не смейтесь, в душе он романтик. Человек с идеалами. Был…

– А вы не боитесь вот так говорить с незнакомым?

– С моей болезнью боятся только двух вещей: ночи и того, что медсестра опоздает с уколом.

– Еще раз простите… А как вы считаете, смог бы Немаляев стать преступником?

Сосед задумчиво погладил багровый подбородок. Вопрос он воспринял неожиданно серьезно.

– Трудно сказать, – после паузы произнес он. – Это зависит от системы координат. Вы понимаете, о чем я. В христианском смысле мы все грешники.