— Да, это так… Мы проиграли войну… Подписали позорную капитуляцию. В начале войны все шло хорошо, но потом, когда гроллы-ренегаты нагнали военной техники с других своих планет… Мой отец, Николай Сотников, погиб при штурме одной из подпольных лабораторий Семей Отсева Быть может, именно той, в которой я и была. Тогда нелегальные базы ренегатов были расположены прямо здесь, на востоке континента. Сейчас уже не узнаешь — столько времени прошло. Да и неважно это — отец так и не узнал, что я стала одной из тех, кого выручили из беды наши войска. Многие погибли в этой войне, Дэниел — силы были слишком неравны. Но у стелс-шаттлов Арес были хорошие сканеры, и постепенно наша разведка, перед началом войны, сумела собрать очень много данных — мы знали, против кого и где придется воевать. Гроллы Старших Семей, среди которых наверняка затесались и ренегаты, были обеспокоены нашими военными приготовлениями, но Семья Арес объясняла это тем, что колонисты намного быстрее придут к самообеспечению, если научатся сами заботиться о себе, и это, мол, здорово сократит расходы. Но когда началась война, Семья Арес показала — кто есть кто. Их инструкторы и солдаты, их боевая техника сражалась в наших рядах, а армия колонистов была сформирована и экипирована по последнему слову технологий гроллов. И наши военачальники многому научились у ветеранов-профессионалов Арес. Ренегатам тогда здорово досталось — они потеряли очень многое, а их войска, защищающие нелегальные базы — были разбиты.

— Ты выросла сиротой? — осторожно спросил меня Дэниел.

Я кивнула головой.

— Я была двухлетним ребенком, ничего так и не помню. Одни лишь обрывки воспоминаний — как ни странно, ко мне, вроде бы, в лаборатории относились очень хорошо, и я запомнила, что сильно плакала, испугавшись, когда какие-то страшные дяди ворвались и начали сражаться с охранниками и боевыми роботами прямо в том месте, где я росла. А потом — ночной бой, взрывы. В общем, наревелась я от страха до жути. Это все, что врезалось мне в память — ничего больше не помню. Только огромный полукилометровый гриб взрыва, который расцвел в ночи на месте моего бывшего дома-лаборатории, когда диверсанты-Федераты отошли на безопасное расстояние.

— Ну, ты ведь была тогда малюткой. Как ты вообще могла что-то запомнить, в два года-то? — поинтересовался Дэниел.

— Генетически модифицированные люди обладают хорошей памятью, Дэниел. Мы как бы умеем записывать яркие воспоминания особым образом, в так называемые мнемофайлы. Записанные мнемофайлы-воспоминания хранятся без изменения целыми десятилетиями, было бы только желание. И я неосознанно тогда создала такой мнемофайл — взлетевшая в воздух от взрыва бормбы лаборатория гроллов до сих пор стоит у меня перед глазами, как вспомню. Затем… после нескольких переездов я жила в интернате для сирот. Но я смутно помню это время. Я даже русский и украинский, родные языки моих родителей, выучила позже, а сначала я разговаривала на английском, на языке моих приемных опекунов.