Владу захотелось разбить телефон о стену.
— Молчите? — спросил Каменецкий. — Я что-то не так сказал? Вы где прозрели? Не в Харькове, понятно. В своей командировке? В Косово, если не ошибаюсь. Уж не знаю, как вы привыкали, а мне повезло. Оч-чень повезло. Я потерял сознание — трещина в черепе, знаете ли. Временная потеря зрения. Так что, когда я пришел в себя, то ничего не видел. Совершенно. Но вот звуки мне показались странными. И запахи. Незнакомые такие... Странные. Потом зрение начало понемногу возвращаться, медленно, слава богу. Постепенно. Вначале — размытые пятна, светлые и темные. Потом появились тени — темное на светлом. И эти тени были необычными. Я всматривался, думая, что это игры моего поврежденного мозга, а картинка становилась все четче. А мне становилось все страшнее. У моего лечащего врача на голове были рога. Смешно? Страшно. Понятно, что я не в аду, что чертей не бывает, но ведь рога-то я вижу. И лицо, и фигуру... Иногда заходил другой врач, лохматый, с козлиными ногами. Сатир из древнегреческой мифологии, фавн. Я совсем сошел с ума? Я так думал, но ведь остальные были нормальными, без хвостов и копыт. Просто люди. И с уродами они общались запросто, как с приятелями. Как с людьми. Что происходит? Это я так подумал. И понял, что если я спрошу напрямую, то меня, скорее всего, отправят в сумасшедший дом. Меня и так очень подробно расспрашивали, задавали всякие вопросы. Я затаился. Если я болен, подумал я... Это пройдет или не пройдет. Главное — выйти из больницы, а там я успокоюсь, приду в себя. И разберусь. Знаете что? Я вышел, мне поверили. Я прибыл домой, в свой свинарник, прошло несколько дней, но аберрации слуха, зрения и обоняния не прекратились. Более того, я увидел, что даже дома моего города изменились. А ведь я их рисовал... Знаете, сколько я написал пейзажиков, зарисовок, акварелей? Тысячи, мне очень нравится... нравился мой город. А тут... тут...
Каменецкий глубоко вздохнул, перевел дыхание.
— Извините. Я решил заново познакомиться со своим городом, обойти его, понять, что же не так. Что было на самом деле — мои воспоминания или то, что я видел за окном. Я увидел летающих над городом существ и понял, что Шагал тоже их видел, только был умнее и рисовал их просто как летающих евреев. А у меня ума не хватило. Зато хватило терпения и тяги к саморазрушению. Знаете, что я начал делать? Я вернулся в свое прошлое, — Каменецкий коротко хохотнул. — Надо же было такое придумать! С другой стороны — это отрезвляет. Когда я увидел, что меня вышибли из Худпрома из-за полутораметрового уродца со здоровенным шнобелем вместо носа, когда обнаружил, просматривая фотографии, что треть моего класса людьми не была... Часовщики, маах'керу... А Нателла, за которой я самоотверженно носил портфель из школы, была джинна, существом, у которого вместо крови — огонь. Не фигурально, а в прямом смысле этого слова. Нет, про кровь и огонь мне объяснили потом. А поначалу я видел на фотографиях вокруг своей мальчишеской физиономии уродливые нечеловеческие рожи.