Ну, что у нас там с воротами?
Не заперты. Прекрасно.
Стас добавил газу и въехал за ограду Выставки. Тихо и пустынно. Наверно, самое тихое и пустынное место из всех заселенных окраин Старого Города еще до эвакуации. Сейчас же вообще ни души.
Десятки гектаров заасфальтированных площадей, десятки павильонов, сотни ларьков поменьше…
Так, еще один поворот по этой вот аллейке, теперь направо. Деревья, домики по краям дороги расступились, остались позади — и стало свободно-свободно, почти как на берегу моря… Первая из череды трех площадей, расположенных одна за другой.
Слева, справа — лавочки, лавочки, лавочки. Стас опять свернул и поехал по правому краю. Медленно, придирчиво оглядывая ларьки.
Не вывески, не стены — нет. Сейчас самое важное — как у них сделаны входы. Сколько ступенек, какой высоты… Это куда важнее вывесок и цвета стен, когда внутрь ларька надо затащить полутонный ящик.
Ага. Вон тот подходит вроде… Стас остановился. Заглушил мотор, открыл дверцу, прислушался.
Тихо.
Очень тихо. Только далекий, едва различимый треск стрельбы и шум ветра в ушах. Площадь длинная, метров четыреста — есть где разгуляться.
Серый, поводя ушами, тоже прислушивался. Потом замычал сквозь полотенце. Неразборчиво, но требовательно.
Стас нагнулся, сдернул кляп.
— Гырыга! — тут же выдал Серый и задергал прикованными лапками. Намекая и требуя.
— Ладно, не рычи.
Стас отстегнул наручники. Серый распахнул дверцу и выпрыгнул из машины. Блаженно потянулся, встал на все четыре лапы, тут же поднялся на две, опять потянулся, хрустя суставами и постанывая от наслаждения…
Стас тоже вылез из машины, обошел ее. Открыл заднюю дверцу. В нос ударил запах свалявшейся шерсти.
— На выход!
Из-за ящика секвенсора полезли крысы.
Вылезали из темноты, выпрыгивали из машины — и замирали. Пристав на задние лапы, озирались, щурились, нервно дергали ушами… От слепящего солнца, от непривычно огромного, пустого, ровного, закатанного в асфальт пространства, где все на виду.
Или они проголодались? Чего так носами шмыгают? Ладно, потерпят. Тут сейчас не до еды.