Светлый фон

Но Бешеный лишь метал очумелый взгляд то в окно, за которым застыл мертвый пейзаж, то на Тюремщика, пытаясь понять, не от дурмана ли его так трясет. Что такого он мог там увидеть, что бы заставило его волноваться, Бешеный понятия не имел, но все же достал из ножен свои два ножа с огромными сорокапятисантиметровыми лезвиями и как только машина остановилась, первым выпрыгнул наружу.

Ариец, временно заменяющий Крысолова за баранкой, вел «Чистильщика» по встречной полосе — все у них, молодых, не так как у людей, — а потому не удивительно, что он не заметил то, что взволновало Тюремщика. А вот «Бессонница» тащилась аккурат за «Монстром». И если у Тюремщика был не глюк, — думал Бешеный, — кто-то из «Бессонницы» обязательно должен был то видеть.

Выпрыгнув из кабины, Бешеный быстрым, длинным шагом миновал две базы «Монстра», и, зажмурившись и прикрыв лицо рукой от ударившего по глазам света «Бессонницы», выкрикнул Змею, чтобы тот выключил фары. Скрипнул башенный люк, и прежде, чем там показался торс погранца, из башни послышался возмущенный голос Стахова. Он посмотрел вслед быстро удаляющемуся Тюремщику, громко выпустил ноздрями воздух, но говорить ничего не стал, хотя по плотно сжатым губам и надвинутым бровям было видно, что сказать вояжеру ему было что. Тюремщик, видимо почувствовавший на себе колющий взгляд Ильи Никитича, оглянулся, но, бросив через плечо лишь пару неразборчивых фраз, побежал, держа автомат перед собой.

— Ты что-то видел? — спросил Бешеный у высунувшего по подбородок голову из люка над водительским отсеком Змея.

— Да вроде ничего такого не было, — пожав плечами, ответил тот. — А что он увидел-то?

Значит, его точно «глючит», — решил было Бешеный, с тревогой в глазах смотря, как утопает в темноте, размахивающая во все стороны лучом света уходящая фигура его напарника, и стремглав кинулся за ним.

— Тюрьма! — выкрикнул он, стремительно удаляющемуся, кажущемуся во тьме маленьким и хрупким, сталкеру. — Подожди, Тюрьма! Ну, подожди же!

Но Тюремщик никак не реагировал. Он был похож на удирающего от санитаров психа, перепрыгнувшего забор лечебницы и ни за что на свете не желающего возвращаться обратно. Бешеному даже начало казаться, что так и есть, что Тюремщик окончательно сошел с ума, и бежать теперь будет до самого Киева, если, конечно, раньше не рухнет от разрыва сердца.

Стахов уже отдавал Бороде команду разворачивать «Бессонницу», выпрыгивая из башни, когда Тюремщик замедлился и приказал кому-то остановиться. Бешеный прекратил бег и вытянул в обеих направлениях свои ножи, будто уличный регулировщик жезлы, осознав вдруг, что запросто мог стать чьей-то легкой добычей. Безумно вращая головой, он огляделся по сторонам — никто ль не проследует его, прячась в сухих зарослях? В свете развернувшейся в обратном направлении «Бессонницы», он напоминал эпигон сошедшего с небес, раскинувшего руки Иисуса, принявшего новое обличье и сменившего имидж согласно с бытующими требованиями «пост-эйджа».