И гремлина было жалко.

Работы на теплоходе хватило обоим. Дрались вместе, вместе плели боевые заклятья. А потом Орнольф чародейством стерилизовал очищенные от духов помещения, так, чтобы нечисть еще долго не осмеливалась сунуться туда. В плетении этих чар Альгирдас ему не помогал. Его преимуществом была скорость, а там, где требовались аккуратность и тщательно отмеренные дозы цуу пользы от него было немного. Пока Орнольф творил свои чары, Альгирдас обшаривал коридоры впереди сенсорными нитями – так, для порядка, поскольку рассчитывать всерьез на то, что оставшиеся духи будут бродить открыто, не приходилось. Прислушивался к ощущениям и думал, что даже не утрать он таланта, толку бы из него не вышло. Не хватило бы терпения освоить всю эту высокую науку, выучиться так же мастерски, как Орнольф, сочетать тончайшие оттенки в узоре заклинания. Даже при том что он-то, в отличие от того же Орнольфа, эти оттенки видит, и ему не пришлось бы, как другим чародеям, работать наугад, полагаясь лишь на память и формулы.

И они шли дальше. И Альгирдас поражался тому, сколько же закоулков, каморок, сквозных помещений, тупиков можно разместить на одной плавучей посудине. А Орнольф посмеивался над ним, всегда вовремя успевая увидеть тех, кого не заметил Паук. Увидеть и убить. Он, может быть, не очень быстрый, Молот Данов, зато обстоятельный.

Отдельным кошмаром, сравнимым с переживаниями в двигательном отсеке, запомнилась кухня.

«Камбуз», – поправил Орнольф. Да только Альгирдасу наплевать было, как это правильно называется. Он успел только представить себе, как на них кинутся сейчас со всех сторон, и ладно бы духи… как на них кинулись. Ножи всех размеров и форм, раскаленные вертела и противни, взбесившиеся огнетушители, страшно воющая электрическая мелюзга, которой Паук боялся до озноба. У него в жизни вообще было два страха: мелкая техника, которая противно визжит, и крупная техника, которая громко грохочет. И того и другого добра на теплоходе хватало, но кухня – это, конечно, было нечто особенное.

На несколько секунд дурацкий бой с кухонными принадлежностями захватил обоих без остатка. Пришлось изрядно повертеться, уворачиваясь от ударов, не имея возможности атаковать, потому что бессмысленно драться с металлом и пластиком. В ход пошли и паутина, и чары, и снова чары, чтобы – в пыль, в ничто даже осколки, тучей носящиеся в воздухе. Это было глупо, но весело. Особенно, когда, воспользовавшись суматохой, на них набросились еще и духи. А против духов требовались другие нити, и другие чары, и удивительно, как так вышло, что пророчество Орнольфа насчет маникюра все-таки не оправдалось.