«Надеюсь ли я?! – он расхохотался, поймал – успел! – бешеную радость в светлых как аквамарины глазах – Да я уверен!»
Конечно! Ведь это же Эйни, это Паук Гвинн Брэйрэ, созданный убивать, и побеждать, убивая, и пьянеть от крови врагов, танцуя свой кошмарный танец.
Дальше было проще. Главное – удерживаться за спинами тех, кто втянулся в паучью пляску, не жалеть сил, плести чары, бить, когда есть кого ударить, и самому не подставляться под удар.
Альгирдас танцевал в центре водоворота, резал, хлестал, душил, срывал плоть с костей. Орнольф знал, что сейчас глаза Паука закрыты. Как всегда, когда он дрался в рукопашной, как всегда, когда врагов становилось слишком много. Слишком много, чтобы видеть всех. Слепец от рождения, он так и не научился верить глазам.
Когда нахлынула вторая волна нежити, Орнольф успел убраться подальше. Пропустил их мимо себя, пропустил к Хельгу – к Пауку, одиноко застывшему среди исковерканных трупов.
И даже не сразу понял, почему духи замерли, теснясь, наталкиваясь друг на друга, не смея пересечь невидимую границу. Осознал только, что он сейчас ближе к ним, чем Хельг. И что достаточно одного движения, громкого вздоха или слишком сильного удара сердца, чтобы мертвые увидели его. Увидели – и набросились. А он – не Паук. И такой бой станет для него последним.
Но Хельг, голый по пояс, залитый кровью, сверкающий жуткой улыбкой – белые зубы на темном от крови лице – Хельг был прекрасен! Ужасающе, невыносимо красив. И он лениво взглянул из-под ресниц, поднял руку – стряхивая тяжелые капли с ногтей, вынул из уха зачарованную серьгу.
Матовый камешек упал ему под ноги.
– Ну? – даже голос Паука сочился кровью. – Идите ко мне!
И Орнольф до крови укусил себя за руку, чтобы не поддаться призыву, не броситься вместе со всеми вперед, в убийственное пламя любви, под карающие нити паутины.
…В общем-то, Хельг вполне мог бы обойтись и без него в таких вот массовых побоищах. Не
Если бы только он остался чародеем!
Когда-то давно Орнольф думал, что воля богов была на то, чтобы намертво привязать их друг к другу. Сковать не только любовью – тогда Орнольф не осмеливался даже самому себе признаться в том, что любит, – но и необходимостью. Один из них дополнял другого. Вместе они были полноценным… сверхчеловеком? – пожалуй, что так.