«Возможно. И мы возвращаемся к вопросу, на котором остановились. Причина и следствие».
— При чем… — я осекаюсь: в затылке бьют уже не молоточки, а кувалды.
При чем… — я осекаюсь: в затылке бьют уже не молоточки, а кувалды.
«Ты убил его. У тебя была возможность. У тебя была причина. У тебя было желание. И ты убил. Причина — и следствие», — тень делает паузу, словно давая мне время осознать сказанное. — «Почему убили твоих родителей?».
«Ты убил его. У тебя была возможность. У тебя была причина. У тебя было желание. И ты убил. Причина — и следствие», — тень делает паузу, словно давая мне время осознать сказанное. — «Почему убили твоих родителей?».
Жгущий огонь разрывает голову, но он лишь слабое эхо того, что кромсает сердце. Опять этот вопрос, опять мучительная память о потере, о том, чего я был лишен.
Жгущий огонь разрывает голову, но он лишь слабое эхо того, что кромсает сердце. Опять этот вопрос, опять мучительная память о потере, о том, чего я был лишен.
О том, что отобрали у меня тэш’ша.
О том, что отобрали у меня тэш’ша.
— Они убили их! — я почти кричу, борясь с бессмысленным желанием повернуться и броситься на проклятый, не замолкающий ни на секунду фантом. — Почему ты не хочешь этого понять?! Почему не хочешь понять, что важно только это! Их забрали у меня!
Они убили их! — я почти кричу, борясь с бессмысленным желанием повернуться и броситься на проклятый, не замолкающий ни на секунду фантом. — Почему ты не хочешь этого понять?! Почему не хочешь понять, что важно только это! Их забрали у меня!
Я останавливаюсь-таки, поворачиваюсь, смотря в пустоту позади. Тень, как и раньше, оказывается за плечом, но почему-то мне кажется, что я смотрю прямо на нее.
Я останавливаюсь-таки, поворачиваюсь, смотря в пустоту позади. Тень, как и раньше, оказывается за плечом, но почему-то мне кажется, что я смотрю прямо на нее.
— У меня не осталось ничего! Только голофото и записи. Пустые могилы, потому что даже их тел не осталось, чтобы похоронить дома. Пустой дом…
У меня не осталось ничего! Только голофото и записи. Пустые могилы, потому что даже их тел не осталось, чтобы похоронить дома. Пустой дом…
…встретил его молчанием. За дверью в серых сумерках лежал снег, выпавший вчера, а внутри все покрывали пласты пыли. Кто знает, когда здесь убирали в последний раз. Сколько лет сюда никто не заходил.
Затхлый, сухой запах, всегда появляющийся в заброшенных домах, заставил морщиться. Он знал, что здесь все будет… гнетуще и одиноко, но от знания легче не становилось.
Он посмотрел кругом, тщетно пытаясь найти место, где пыли было бы меньше, чертыхнулся и поставил портфель на столик с зеркалом у входа. Старинная темно-коричневая вешалка на трех вычурных ножках, потрескавшихся от времени и давних детских шалостей, украсилась его черным пальто с эмблемой ВАК на рукавах.