— Записывая все, — хрипло сказала Вещунья. — Все что сможешь — архивы последней смены, все показания, все, понял?! Я свяжусь с Чернышем — потом уходим. Работай!

Проследив, как он вернулся за пульт, Вещунья вызвала меню связи… и сначала даже не поняла, что случилось: обычный запрос коммуникатору послать вызов, но вместо, как правило, мгновенного ответа от мощного передатчика, оставшегося у Черныша, — визор сформировал извиняющуюся табличку: «СВЯЗЬ НЕ УСТАНОВЛЕНА!».

Девушка недоуменно тряхнула головой, моргнула — но сообщение никуда не делось. Посмотрела было на Везунчика, но сперва решила отойти от голограммы и повторить вызов.

По какой-то причине контрольный зал реграва обходился без декоративных панелей: стены и перекрытие над головой покрывала матово-черная краска, отчего, если подойти близко, возникало смутное, размытое отражение. Вещунья прошлась взад-вперед в шаге от стены, дважды повторив вызов — и дважды получив обескураживающий ответ. Она никогда не слышала, чтоб в районе реграва что-то могло блокировать связь, но сегодня готова была поверить во что угодно. «Придется попробовать снаружи,» — решила девушка, гася меню визора. Мельком посмотрела на свое отражение, собираясь вызвать Мурену с Жеской, — отпущенные десять минут подходили к концу — но, не сделав и шага, вдруг остановилась и вновь повернулась к стене.

Она сама не поняла, что привлекло ее внимание. Из темной глубины, как будто заслоненная полупрозрачным стеклом, на нее смотрела усталая девушка с платиновыми, почти белыми короткими вихрами. Она столько раз видела свое отражение, что не могла взять в голову, что же заставило ее забыть намерение вызвать Мурену, о пропаже связи — и пристально, внимательно вглядываться в своеобразное черное зеркало. И лишь почти минуту спустя до нее дошло то, что следовало бы понять с самого начала.

В отличие от нее, на ее двойнике не было ни сьютера, ни шлема, ни визора.

Будто все это время ждав проблеска понимания, ее двойник обрел пугающую, невозможную четкость, став почти неотличим от отражения в обычном зеркале. Оно подняло руку и приложило со своей стороны ладонь к разделявшей их черной грани. Стена заколебалась, пошла кольцами волн — и от ладони побежали ветвистые и белые как сверкающий под солнцем снег узоры трещин, похожие на застывшие в грозовом небе молнии.

Все заняло не более секунды — но Вещунье показалось, что прошли часы. Она отшатнулась, ударилась об платформу с пультом, едва удержавшись на ногах. Завитки расчертили почти весь участок стены перед ней, точно невидимый паук, от рождения лишенный чувства симметрии, заткал все белоснежной паутиной. Сквозь которую за Вещуньей неотрывно следили большие, подтянутые к вискам глаза ее двойника. Когда она выпрямилась, оттолкнув прочь платформу, эти глаза затопила черная хмарь, в глубине которой бились мертвые искорки в такт пульсирующему сосредоточию холода в ее груди.