Взгляд внука Ватари скользнул Тимуру за спину. В беспощадно-ярком освещении он очень отчетливо мог разглядеть грязные лохмотья, едва прикрывающие измученную женщину, синяки на ее лице — и кровавые полосы, оставленные на запястьях наручниками. Господин же советник Канеко имел возможность с той же беспощадной точностью увидеть, как расширяются глаза его друга. Как стремительно сменяются в них ужас, понимание, что-то похожее на стыд и, наконец, жесткий, точно самого себя пытающийся в чем-то убедить гнев.
— Тимур, — теперь друг-волк смотрел только на господина советника, — ты не понимаешь…
— Нет, — был ответ. — Я совершенно точно
— Мурр…
— Чтобы подготовить штурм — такой, что смёл бы защиту
— Эта глициниевая змея предала тебя. Мурр, а она пыталась тебя убить.
— Угу. А десантные катера совета совершенно случайно оказались на нужных позициях именно тогда, когда я совершенно случайно и впрямь чуть не умер. Стараниями, надо полагать, Глициниевого владыки. Чего еще я тут
— Тебе врали. Мурр, ее дочь — не твой ребенок.
Советник Канеко подождал пару секунд, но Ватари, кажется, развивать мысль не собирался. Тимур поднял брови:
— И что? — Затем, видя, как вытягивается лицо друга, не мог не спросить: — Стеф, ты действительно полагаешь, что я мог бы этого не заметить?
Младший Ватари наконец взорвался:
— Она пытается тебя
Тимур скорее спиной ощутил, чем услышал судорожный вдох Кими и ответил уже им обоим:
— Я знаю.
У Стефа даже ругательств подходящих не нашлось:
— Что?