Гарпун, вонзившись в нёбо, пробил нижнюю и верхнюю челюсти. Сатк изо всех сил попытался их сдвинуть, чтобы захлопнуть пасть, но лишь всё сильнее всаживал гарпун в свою плоть, загоняя тем самым себя в смертельную ловушку. Хищник в панике забил хвостом и, выписывая немыслимые зигзаги, помчался прочь. Опомнившийся, наконец, охранник, послал ему вслед взрывающуюся стрелу, но промахнулся.

Он недоумённо помотал головой, как бы спрашивая сам себя: «Что это было?» Птунис покрутил возле шлема пальцем, и охранник закивал, соглашаясь с командующим, что сатк был явно сумасшедшим. Затем их взоры вновь обратились к месту сражения.

«Радуешься, сволочь? — как плетью вдруг ожгла Птуниса чужая мысль. — Ну что ж, радуйся, пока можешь, недолго тебе уже осталось!»

Даже если бы вдруг во время сражения появился Судес со своим трезубцем, погоняющим многов, запряжённых в везущую его колесницу, или Харе взметнул вверх воды океана так, чтобы оголилось дно, даже тогда Птунис удивился бы меньше. Потому что мысленное излучение этого человека он узнал бы из тысяч. А узнав, ни за что бы не поверил, что такое возможно. Потому что этот человек был давно мёртв. Потому что сейчас он наяву читал мысли совсем мёртвого человека — своего старого заклятого врага Прониса.

«Ты удивлён? — послышалась издевательская мысль. — Ты приговорил меня к смерти и думал, что океан убьёт меня? Но всё вышло иначе — он сохранил мне жизнь, и теперь мы посмотрим, кто из нас двоих её более достоин!»

Как зачарованный, Птунис повернулся в сторону, откуда шло излучение. Там, медленно шевеля ластами, посреди океана висел человек, одетый в гидрокостюм красного цвета. Это был цвет отверженного, цвет изгоя.

«Плыви сюда! — прогремело в его голове. — Плыви, если ты не трус, сейчас решится, кому из нас двоих суждено плавать в океане, а кому опуститься на самое его дно! Плыви, или ты можешь только закрываться другими, неважно, мужчины они или влюблённые в тебя женщины!»

У Птуниса всё в голове полыхнуло. На мгновение он даже перестал видеть от охватившей его ярости. Не колеблясь ни секунды, он направился к Пронису. Что это был Пронис, он ни секунды не сомневался. И его враг совсем не был мёртвым. Мыслей мёртвых Птунис не слышал никогда, потому что таковых не существовало в действительности. Пронис же мыслил, значит, был жив. Но ничего, это ненадолго!

Птунис не знал, как тому удалось выжить, но это его не интересовало. Значит, так было надо. Значит, всё должно было решиться между ними одними. Здесь и сейчас. Его охранник, увлечённый созерцанием битвы, не заметил исчезновения командующего.