Строго тут у них.

– Вот что, – решается, наконец. – Тебе, один хрен, проводник нужен. А я, извини, не могу хозяйство оставлять. Игнат!

Один из сидящих за столом молодых казаков вскинулся, глянул на атамана вопросительно.

– С ними пойдешь. Князю гостинец отнести надо, – и, повернувшись ко мне, добавил: – Племяш мой. Сына-то, сам знаешь, Бог не дал…

…Знаю, дядь Миш.

Очень хорошо знаю.

И то, что дочку единственную твою, пока ты в Крыму воевал, какие-то подонки зарезали, – тоже знаю.

Сначала изнасиловали, потом зарезали.

Вырвали из ушей маленькие золотые сережки…

…Потому-то ты, старый медведь, и относился к нам, молодым офицерам РЭК, как к своим детям.

Над каждым убитым по ночам плакал.

Знаю.

Все знали.

Только не говорили никому, и тебе в том числе.

Стеснялись…

Я поднялся и, подойдя к атаману, обнял его за слегка обвисшие и погрузневшие плечи:

– Дядь Миш, – улыбаюсь. – Пень ты старый…

Он неожиданно всхлипнул, махнул рукой:

– Пошли все отсюдова. Вон!! – и кулаком по столу, аж противень подскочил. – И ты тоже поди. Погуляй пока…

Казачков как ветром сдуло.