– Это вот и есть дом моего брата в Ономура!

Я взглянул за дверь. В маленьком дворике под скучным весенним дождем качались черные ветки двух старых искривленных деревьев. За ними виднелась полутемная галерея под темной от времени и сырости крышей и такие же бумажные двери в противоположное крыло дома. Капли звонко шлепали по воде, скопившейся в выбитых дождем круглых ямках в сером крупном песке под скатами крыш. Воздух из-за двери шел влажный и теплый.

– Амэ-га фуру готони ататакаку нару, – прошептал Като.

– Мотирон са, – ответил я ему.

Куниэда улыбнулся мне и мельком оглядел себя.

– Нужно будет где-то быстро спрятать эту одежду, пока меня никто не увидел, – сказал он всем нам, обнажая в улыбке два крупных передних зуба, и склонился в глубоком прощальном поклоне. Затем повернулся, шагнул на мокрые доски за дверью и снова улыбнулся каждому из нас, задвигая дверь за собой.

Мы немного постояли возле бумажной двери. Бумага по-прежнему была ровно освещена с той стороны, но теперь за ней не ощущалось никакого движения и не было слышно ни звука. Я коснулся ее рукой: бумага, только что заметно изгибавшаяся и колебавшаяся под руками Като, была теперь каменно-твердой, непроницаемой.

А к следующей двери шагнул уже Сатклифф. Она была из толстого, совершенно непрозрачного темно-зеленого волнистого стекла в белой металлической раме.

– Это дверь моей спальни – там, дома, в Брэйн-Сити, – просто сказал он. – Раз уж все так кончается, и мы можем вернуться домой… я пойду, ребята. Спасибо вам всем – и до встречи. Я еще надеюсь повидаться кое с кем из вас. Рыжий, позвони. Ты помнишь, у нас с тобой еще много дел. И заезжай, как сможешь.

Мы по очереди пожали ему руку, и он, сунув свой музейный ятаган под мышку, исчез за дверью, за которой было темно: на Компе в это время была ночь.

Потом было около десятка разнообразных дверей, которые не открывались, и, пропустив последние три из них, Робин Локсли по прозвищу Ланселот, засовывая в ножны под курткой свой страшный тесак, прямиком направился к закопченному и как будто даже оплавленному овальному люку, на поверхности которого выделялась блестящая, как будто никелированная, панель размером с человеческую ладонь.

– Вот и мой дом за этой дверью, – неторопливо сказал нам разведчик, поправляя и укрепляя свое снаряжение, подтягивая ремешки и натягивая на голову капюшон. – Это выход из нашего общежития на базе – ну, где мы ночуем, когда дежурим… Пора и мне, братцы. Раз уж мы дело сделали…

Он посмотрел на опустевший трон, и смуглое лицо его омрачилось.