— Василий?

— Да, это я.

— Заблокировал двери?

Комната наполнилась гулкими ударами сапог по обитому жестью дереву.

— Понятно.

Мы сидим рядом.

Мне хорошо. Незнакомое чувство лёгкости и блаженства наполняет меня до краёв. Был бы чашкой, или тарелкой там какой-нибудь, обязательно бы пролилось. Но я человек. Из другого материала. Да и конструкция не та. Вроде сифона. Собирается по капельке, собирается…

Но когда приходит время, уходит всё без остатка.

— Свет, Василий. Зажги свет.

Он молчит. Молчит минуту, две. Потом отвечает:

— Здесь светло, Отто.

Теперь молчу я. К ощущению счастья всё сильнее примешивается горечь.

— Удар в живот был лишний, — говорю без нажима и злости, будто делаю замечание дежурному по кухне, чуть пересолившему кашу.

— Ничего с тобой не сделается, — также сухо отвечает он. — Пройдёт время, глаза регенерируют…

— Жаль, что совесть у нас не регенерирует, — прерываю его. — Зря я тогда, на болоте, тебя кормил.

— Я тебя тоже кормил. Так что квиты…

— А почему нет боли?

— Шок, — чувствую, как он пожимает плечами. — Но ты не беспокойся. Когда придёт время, я помогу тебе.

— Помоги сейчас, — прошу я. — Неужели так плохо?

— Хуже ещё не было, — отвечает он.