— Теперь ложись. На живот.

Спины коснулось что-то очень холодное, скользкое — он было дернулся, но через мгновение понял, что в этом участке боль чуть притупилась, и покорно вытянулся.

Ловкие пальцы нанесли гель на вспухшие багровые рубцы, тонким слоем смазали покрасневшую кожу, немного досталось и ободранным о наручники запястьям.

— Спи. Завтра будет сложно. Надо работать.

— Спасибо… — прошептал он, закрывая глаза.

Он не знал, сколько пролежал в мутно-кровавой пелене, сквозь которую доносились его собственные крики, свист кнута, звук удара, рассекающего кожу, и снова крики… Он пытался выбраться из этого густого киселя концентрированной боли, но липкое месиво — его собственный страх — не желало отпускать жертву.

Стас очнулся, когда все уже спали. Все, кроме того, кто сидел рядом.

— Пить?

Юноша кивнул. Во рту было сухо, будто бы он не пил уже несколько дней.

Восьмой поднял с пола бутылку, отвернул крышку.

— Пей.

— Спасибо…

— Не надо. Ты спас меня. Я в долгу.

— Все равно — спасибо.

— Пожалуйста. Теперь — спи. Я буду рядом.

— Тебе тоже завтра работать…

— Мне не привыкать. Спи.

Спорить дальше сил не было. Стас растянулся на койке, закрыл глаза. Что-то толкалось в голове, не давало уснуть, и он сосредоточился на этом чем-то, пытаясь понять, в чем дело. А когда понял — очень удивился.

— Меня зовут Стас, — еле слышно прошептал он.

И совсем не удивился, с трудом расслышав ответное: