С Онибабо номер «а ну-ка обыщи» не прошел. Ефрейтор сравнительно легко расстался с затычками в ушах, но из-за пистолета так развопился, что на шум выскочил полковник Забзугу. Бросив полный ненависти взгляд на диверсантов, он приступил к улаживанию конфликта. После переговоров пистолет было разрешено оставить.

– Все равно не заряжен, – успокоил телохранителя начальник штаба.

– Fucked again... – простонали диверсанты в голос. – Опять нас поимели...

Обстановка за ширмой оставалась прежней. Духота, насекомые. Запахи пота, ваксы и плохого одеколона. Помост для Мвимба-Хонго, раскладушки для полковника Забзугу и телохранителей, походные стульчики. Громоздкий железный стол с развернутой картой Малелы. Поверх карты – оружие и тарелки, полные засохших объедков.

Под столом находилась основная военная ценность: прикованный цепью к ножке титановый чемоданчик. В нем было то, что осталось от казны ОАТ после гибели большого сейфа под вертолетной бомбежкой. То есть никарагуанские золотые кордобы и магические приспособления Черного Шамана, необходимые для заклинаний и бесед этого великого человека с духами. А также валютная мелочь: метикалы, пулы и даласи в купюрах, быры в ассигнациях. И даже американские дорожные чеки, которыми забита вся Вселенная – уж зачем обзавелся этим мусором Шаман, неизвестно. Видимо, рассчитывал расплачиваться ими в самый последний момент, когда иссякнут запасы нормальных денег.

Да, все оставалось как раньше, но заметно переменился моральный климат. Если утром здесь царило воодушевление, то теперь гнев и уныние. Трусливое дезертирство едва ли не половины воинов расстроило командование до крайней степени. Маршал таха печалился выдержанно, по-офицерски – сидел и чистил автомат. Движения командарма были аккуратными, отточенными. Но в каждом шевелении его пальцев ощущалось такое бешенство, что казалось: дотронься Шаман до патрона, и тот взорвется.

Появление разведчиков Мвимба-Хонго встретил многообещающим возгласом «Ага!» и последующим жутким оскалом. Возможно, он всего лишь приветливо улыбнулся. Однако Вадиму при виде этой гримасы сейчас же вспомнились голофильмы про каннибалов и упырей. Те тоже частенько восклицали «ага», получив к обеду очередную жертву. А потом плотоядно облизывались...

Мвимба-Хонго медленно облизал лиловым языком вывернутые губы.

Сердце у Вадима на секунду сбилось с ритма, а потом застучало вдвое торопливей. Конечно, людоеды в фильмах предпочитали питаться молоденькими девушками, а не здоровенными солдатами KFOR... Так ведь на то и кино, чтоб в нем все было красиво.