Вендиго подкинул игрушку, и апельсин свернул кожуру обратно, кувыркнувшись в воздухе, после чего упал в подставленную ладонь.

   - Я видел, что ты делал. Я видел, как ты это делал. Я знаю, что ты видишь мир насквозь. Вся твоя бравада в стиле крутого засранца, которого мучают воспоминания о трагическом прошлом, страшных потерях и одиночестве, довольно хороша, но меня не проведешь. Тебя ничто не мучает, ты всего лишь раздражен притворством, в котором поднаторел настолько, что порой начинаешь верить в него сам. Но потом, очнувшись, ты понимаешь, что притворство осталось притворством. Ты развлекался вовсю, гоняясь за Фаустом. Ты наплевал на интересы всех и вся, гуляя по Ливии как во дворе. Ты, в конце концов, пришел сюда, ко мне, на моих условиях, сидишь и слушаешь, как я рассказываю тебе все. Это ли не доказательство твоего безразличия к якобы важным, решающим судьбы мира событиям? Я устранил твоими руками конкурентов, я подверг смертельной опасности женщину, которую ты оберегал пятнадцать лет, но разве все это имеет для тебя значение? Признайся.

   И тут Сэм поднялся из кресла. Неспешно, солидно, почти нехотя толстяк выпрямился. Он поправил полы пиджака, смахнул невидимую пылинку с плеча, поправил одной рукой галстук. Затем, сложив руками дужки очков, Сэм тронул кончиком одной из них себя за подбородок. Приняв позу размышляющего над чем-то интересным человека, Ватанабэ шагнул вперед и принялся ходить по темной сцене, едва видимый в отсветах прожектора над Октавианом.

   - Итак, что мы имеем? Ты зацепил меня за крючок личных и профессиональных интересов. Это умно. Ты открыто подставил Лилит. Это весело. Ты убрал моими руками единственную силу на Ближнем Востоке, которая претендовала на самостоятельность. Это злобно. Но сейчас ты битый час несешь какую-то малопонятную чепуху, уверяя меня в том, что я думаю так, как ты говоришь. Это тупо.

   Говоря, он нарезал круги по сцене, приближаясь к Вендиго. Тот стоял в волной позе, уперев свободную руку в бедро, а другой подбрасывая в воздух апельсин. Наконец, толстяк оказался рядом. Сэм остановился и развернулся к Октавиану. Они стояли друг напротив друга, и женщины увидели, как на худом и толстом лицах одновременно появилась легкая тень усмешки.

   Ватанабэ медленно расправил и надел очки. Черные бельма линз уставились в довольное лицо Вендиго.

   - По-моему, ты просто говнюк, очень любящий сам себя слушать.

   На этот раз Октавиан улыбнулся всем лицом, обеими половинами, на миг став совершенно естественным.

   - Я очень стараюсь.