Через час этой адовой службы Санин почти совладал с собой, рискуя раскрошить свои крепкие зубы, сжатые до хруста. Не прошло и пяти минут, как он услышал тонкий старушечий голосок:

— Внучек, родненький…

Она стояла совсем рядом, между ними не было и метра. В старорежимном сером пальто, из-под которого торчали спортивные штаны и домашние тапки на шерстяной носок.

— А ты, внучек, застрели меня, Христа ради. Что ж зря-то стоять? Поможешь бабульке, доброе дело сделаешь, — спокойно говорила она шамкающим ртом. — Руки не могу на себя наложить — муки адовой боюсь. А ты бы мне подсобил с ружьишком-то своим. Вот и кануло бы бабкино горе… А бабулька тебе гостинчик даст.

Не дослушав ее, Илюшка медленно склонил голову набок и стал терять сознание.

— Понаберут в армию сопляков домашних… — услышал он, когда его поднимали.

Все, кто стоял в тот день в толпе перед вооруженным оцеплением, охранявшим от них и без того неприступный бетонный забор закрытой зоны, были призваны колокольным звоном, что доносился с самого утра из Останкина. Песня колоколов просила их отдать свои слезы и горе тем, кто лежал в останкинской земле без упокоения. Подхваченная порывистым весенним ветром, она отражалась от стен опустевших жилищ, разнося над ними слова отпевания, слетавшие с уст трех монахов. «Молимся об упокоении души раба Божьего Александра… Матфея… Евлампия».

Вслед за монахами слова молитвы повторяла старуха в грубом тканом рубище и с посохом в руке. Она стояла на детской площадке, прислонившись к скрипучим покосившимся качелям, прямо под объективом одной из бдительных камер, установленных в районе, отчего один из мониторов центрального наблюдательного пункта мерцал слабыми помехами. Бабушка размашисто крестилась всякий раз, когда видела колыхающееся бесплотное тело души, отлетающее ввысь. С каждым крестным знамением к ее ногам падала слезинка, рожденная большими глазами богомолицы.

— Это что еще за?.. — изумленно пробормотал оператор пункта слежения майор Еремеев, заступивший на дежурство на следующее утро. Он знал, что камера № 138 давала вчера помехи. Специалисты из технического отдела ФСБ проверили ее, никакой поломки не обнаружили, и помехи прекратились. Теперь же Еремеев, не веря своим глазам, вглядывался в изображение на мониторе.

— Вроде ж не было… — неуверенно сказал он себе, после чего вывел на большой экран запись, сделанную 138-й камерой сутки назад. — Ну дела! — с восторженным испугом произнес он, сравнив изображения. И потянулся к телефону, чтобы сообщить о своем открытии.

Рядом с качелями, стоявшими на детской площадке во дворе 16-го дома по улице Аргуновская, Еремеев отчетливо видел небольшую россыпь луговых цветов, непостижимым образом выросших за ночь прямо на гравии.