Он обхватил голову руками, стараясь думать быстро и качественно. Через полминуты решение было найдено. Впрочем, и оно казалось весьма опасным.

Поколебавшись немного, он все же решился. Придвинув стеллаж вплотную к плитке, на которой стоял его новый знакомый, сыщик, рискованно балансируя, взобрался на железку. Бросив гирлянды к следующей плитке, чтобы там подобрать их, он стал примериваться: «Аккуратно ставлю ногу, двигаю стеллаж еще дальше, протягиваю руку, вот так, опираюсь на него… Отталкиваюсь рукой и ногой. Допрыгну точно. А если задену Игната, то слегка. Лучшего варианта нет. Поехали!»

Он нервно передернул плечами, вытер пот с лица и стал медленно опускать ногу рядом с мужиком в дерюге, который стоял к нему спиной. Поставив стопу лишь на носок, чтобы не рисковать, он скептически оценил ситуацию. Между ним и Игнатом было всего несколько сантиметров. «Могу и задеть. Задену — выберусь, в конце концов. Я в него железку засунул и вытащил. Ну и тут выберусь». Пришло время креститься и молиться.

— Спасибо тебе, Всевышний Отче. Помоги мне еще разок! — с чувством произнес он, поцеловал нательный крест и трижды перекрестился.

Поставил ногу поустойчивее, уперев носок в плитку. Чуть постоял для верности. Или от испугу. Собрав весь свой разум для одной-единственной работы, он представил два самых любимых лица. «Оля, Женька, Оля, Женька, Оля, Женька», — вдумчиво чеканил он, держа перед мысленным взором образы сынишки и жены. Потом вытянул руки вперед, схватившись за стеллаж… И рванул.

Шквал раскаленных воспоминаний обжег Кирилла. Чувство неистового желания обладать захлестнуло его целиком. Перед глазами поплыли детские лица, сочные краски зеленого леса, радостное ощущение беготни… Неожиданно появилось чувство голода. Да не такое, когда ноет живот и очень хочется есть, а когда за еду готов убить. Оно медленно нарастало, словно поднималось из бездны, и принимало гигантские масштабы. В нос ударил пряный запах, а вслед за ним явилось таинство знания, доступное тебе одному. Кирилл знал, что так пахнет золото, и немыслимая гордость переполняла его. Рот наполнился вкусом меда, перемешанным с восторгом, радостью и чувством победы.

Калейдоскоп чужих воспоминаний стремительно менял картинки, прокручивая годы и события, их наполняющие. На очередном витке к нему пришло томительное ожидание радости, щедро приправленное родительским теплом и пушистым снегом. Внезапно в идиллию вклинилось заливистое лошадиное ржание, которое становилось все громче и пронзительнее. И вот уже огромная тревога стала вытеснять ожидание радости и родительское тепло. Появился запах болотной гнили, надрывное ржание лошади, детские слезы, агония, страх за близкого, страх смерти, мужские крики, слезы старшего брата… Тоска и жалость. Жалость такая, которая не дает вздохнуть, парализуя тягу к жизни. Лошадь, любимица семьи, тонула в болоте, конвульсивно стараясь выжить прямо на глазах у детей.