Допев песню, Алка повозилась в темноте и снова зашептала:

– А это тебе подарок… вот, галета… и вода у меня есть, я тебя напою… Задуть свечки на торте, или сам справишься?

– Как-нибудь, – ответил Колька. – Ломай галету пополам. Какой день рождения без гостей? Проходи, устраивайся…

– Я себе возьму половинку поменьше, – предупредила Алка, но мальчишка прервал ее:

– Половинка больше или меньше не бывает… Только дай, если можно, сначала попить… У тебя что, пепси или кола?

– Лимонад по-тюремному. Держи.

Колька осторожно прихватил зубами – губами было больно – край миски с вонючей водой из опреснителя.

– Газ выдохся, – сообщил он, напившись, – а так ничего.

– Очень рада… Коль, ты меня возьми с собой.

– Куда? – удивился мальчишка.

– С собой, – повторила Алка. – Ты же все равно побежишь, куда бы нас ни привезли…

…Двое офицеров – в форме штаба оккупационных сил – стояли в помещении над люком, ведущим в форпик. Омерзительная вонь поднималась оттуда, словно ее выпирало поршнем.

– Входить туда я не рискую, – сказал один из них, первый лейтенант. – Ну их к… Там подбор – оторви и выбрось. В какую клетку ни сунься – бандит. Откроешь – прыгнет, чтоб хоть укусить. Этапируем в Стамбул, а оттуда – куда турки захотят… – «Нам уже не до этого», – хотел добавить первый лейтенант, но промолчал и продолжал: – Неисправимые. Убийства, побеги, неподчинение… Но вон там – цветок еще тот даже по меркам этой оранжереи. В носу.

– Вон в той клетке? – спросил капитан. – В колодке? Он еще живой?

– Он? – изумился первый лейтенант. – Живее всех живых, знаете такие слова? Это Мэд Ники, срань его… Я приказал даже в клетке колодку не снимать, чтоб чего не вышло. Лет то ли пятнадцать, то ли четырнадцать, бывший летчик у казаков…

– По-моему, от него один скелет остался, – недоверчиво сказал капитан.

– Я этого скелета боюсь, – признался первый лейтенант. И в ответ на удивленный взгляд капитана сердито пояснил: – Серьезно боюсь. Никогда никого не боялся, а этого щенка боюсь. Вот понимаешь, умом знаю: сейчас с него снимешь колодку – он не разогнется, головой не сможет пошевелить, руки поднять… А все равно. Он там ходит под себя, а я его боюсь. В глаза гляну – мороз по коже.

– Не такой уж он и страшный… – покачал головой капитан.

Первый лейтенант покосился на него:

– Н-да? А вот послушай… Его четыре месяца назад взяли на Кавказе. Взяли только потому, что он в бессознанке был, они с напарником полевой склад горючего своим мотопланом таранили, его взрывом отбросило и обожгло сильно. Сколько до этого он наших перебил – я не знаю, это его секрет и его гордость, про казачьих планеристов ты сам слышал…